Очень много слов, что для меня нехарактерно. Мои воспоминания и впечатления о летне-больничном периоде....Я тогда как раз в больнице лежала. Легла второго июня, хорошо началось лето, однако. Пока ранним утром ехали в электричке, Муся нервичала, а я была в лёгком шоке. "Питер? Да не, неправда, не может же он быть предателем? Но тогда почему Кейт пришла к нему?! Блин, я не смогу посмотреть следующую серию, так как буду в этой чёртовой больнице!!!" Поясню: первого июня по первому шла седьмая серия Воротничков. Я была под впечатлением.
И вот мы приехали, как раз пошёл дождь. Заблудились в трёх соснах больничном городке, вымокли до нитки, в туфлях вода, зонт не помогает нифига... Дошли, выяснили, что больница - это кошмар во плоти. Нет, првда, я в такой ещё ни разу не лежала. Зато есть сосны. Сосны! Всё, Ангел впал в нирвану... ну, до тех пор, пока не очутился в самом здании больницы, а точнее, в своём отделении. Его мы, кстати, тоже нашли не сразу, ибо на двери висит табличка: "Гастроэнтерология". Оказывается, два отделения на этаже, и две двери. Внутри выяснилось, что нельзя ни чайники, ни микроволновки, ни кипятильники, ибо вышибает пробки. В палате на потолке подозрительные тёмные пятна, окно нужно подтыкать тряпками, ибо в дождь подоконник может залить нафиг. Верхняя одежда под замком и обувь тоже. Кормят гречкой и варёной курицей. Всегда. Нет, я не утрирую, правда, всегда. На завтрак просто гречка, на обед суп с курицей и гречка, на ужин гречка с костистой лапкой, которая вызывает не аппетит, а жалость. И какая-то бурда вместо компота. Кстати, гастритчиков кормили пюре, рисом (нас иногда тоже) и макаронами. Не ахти, конечно, но хоть какое-то разнообразие! А столовая... Маленькая комната с двумя длинными деревянными столами. Прямо как в монастыре, честное слово. Стол для нас, стол для гастритчиков. Причём, разделение соблюдалось неукоснительно. Помню, как-то на выходных все почечники разъехались, осталась одна я, ибо ехать очень уж далеко. И гастритчики - а их много оставалось - сидели теснёхонько, палец некуда сунуть, и я - одна во главе длинного стола. Лафа, чо. А ещё там был маленький квадратный столик - для Валерки. Он лежал в послеоперационной палате со своей бабушкой, на первом этаже. Реакция ново-прибывших на Валерку была одинаковая: когда он шёл по коридору или по столовой с булкой хлеба - видимо, были в магазине, а домой в палату ещё не успел занести - шеи у народа вытягивались, а рты округлялись. Мне за него всегда было очень обидно - ну, чего уж так-то откровенно разглядывать? Я в первое время смотрела изподтишка, и, если честно, так и не смогла понять, сколько ему лет. Очень маленький рост, руки почти до колен, сутулая спина, перебинтованные шея и руки в локтях - видимо капсюли для капельниц. Вроде, маленький, а когда разговаривал с медсестрой, вроде бы и взрослый. И у него вечно ничего не болело. Ну, с его слов. Или болело, но это "ничего". Привык, видимо.
Так вот, узрев в первый день всё это безобразие, Муся сказала, что я умру тут с голода. И выделила деньги на пропитание. И ушла за этим самым пропитанием на первое время. Как выяснилось, гулять можно только с медсестрой, причём на улицу выпускают редко, в основном народ тусуется на площадке для маленьких детей, очаровательная картина: малыши качаются на качелях и копаются в свежепривезённом песочке, а на лавках сидят мрачные парни и девчонки, которым рыться в песочнице уже, как бы, не комильфо, а хочется "на травку". Но туда нельзя, ибо "там же такое движение!" - это восклицала наша воспитательница. Я грустно вздыхала. Ну, ясный пень, мы ж из дерёвни понаехали, как увидим машины, так и рванём с боевым воплем Тарзана куда глаза глядят. "И не разговаривайте ни с кем, не идите, даже если позовут!" - так она нас учила, когда мы впервые пошли в Роспечать, которая, между прочим, на территории нашего больничного комплекса. Дурдом.
Правда, меня скоро стали отпускать до Роспечати, а со мной и остальных, ибо я самая "большая" и вряд ли рвану за сомнительного вида дяденькой с ласковым голосом. Зато, Роспечать стоит у ворот, и можно было бы поглядеть на "свободу".
- Эх! - Говорили иногда девчонки. - Деньги с собой есть, давайте сядем на автобус и на вокзал, а там - домой. А за вещами родители приедут!
Я пожимала плечами и заявляла, что тогда я уж скорее к бабушке с дедушкой поеду, зачем мне вокзал.
Хотя, это, конечно, были всего лишь шутки - не хотелось доводить до инфаркта наших медсестёр и воспитательницу, они ведь нам, в общем-то, добра хотели.Лавочка на солнцепёке, на детской на площадке... Мы с Владкой, наблюдая за "постояльцами этого отеля", как-то хохотали, что у нас не больница, а Дом-2, "построй
свою любовь"! А лавочка - это, соответветственно, Лобное место. Если кто-то из нас был на обследованиях, то мы перезванивались или "смсили" друг дружке, мол, где встречаемся? На Лобном.
На Лобном народ дышал свежим воздухом. Там, расслабленно и благодушно, наблюдали за малышнёй. Там отсиживались, приходя в себя после обследований.
Обследования... Наша вечная притча во языцех. То, ради чего мы "здорово здесь сегодня собрались". Я была поражена тем, что многие лежат в первый раз и не знают даже, что такое клизма! Счастливые люди... уже не совсем. Поэтому у всех были одни и те же вопросы: а как собирать в баночки анализы? Сюда, сюда, а потом опять сюда?! Да мы что, эквилибристы, что ли? А это что? Через три часа? Да где взять столько? И в эту банку? Да мне её на неделю, а вы говорите - на день!
И самый главный вопрос: а это больно? И, конечно, ответ: нет, просто неприятно. И ещё: пей больше воды и всё получится!!! Конечно, легко говорить: вода-то пьётся, а вот обратно уже не выливается, и ходи потом, как китаец, с глазами-щёлочками и опухшим лицом, пальцами и ногами.
Лично я до паники и истеричных похрюкиваний боялась цисты. Кто-то говорил: да ну, фигня! А кто-то выползал из зала зелёный и полз на солнышко, на Лобное место. Я, как обычно, из процедурной вылетела, как на крыльях, какой там Рэд Булл?! Всёёё! Закончилось! Йеее!! И Муся облегчённо вздыхала, когда я, после утреннего рёва в трубку, вызванного плохим сном, цисты касающегося, заявляла, что я иду с Владкой в магазин. "Всё? Ну, я же слышу, голос радостный. Я больше тебя волновалась!" Как всегда, да.Ещё урография. Народ оттуда иногда выносили без сознания. Людмила Андреевна мрачно смотрела в одну точку, стараясь не глядеть на фиг-знает-скольки-кубиков шприц, которым в вену вливали какую-то хрень. "Мрачно" - это потому, что добрая врачиха постоянно спрашивала: "Маленькая, тебе не больно? А ты не собираешься сознание терять, а, котёночек? Мышонок, а почему ты так на меня смотришь? Тебе плохо?" Блииин, да я зубами тут скриплю и смотрю так, потому, что я заколебалась! Какой я мышонок? Я скорее здоровенная худосочная мышь. А ещё после меня, когда я уже оделась, зашёл какой-то мужчина, ему надо было рентген ступни сделать и я слышала, как бабушка-врач говорила ему: давай, мальчик, ставь сюда ножку. Впрочем, она так со всеми, да и "мальчик", кажется был знакомым - кто-то из персонала больницы.
Ренография. Моя самая любимая процедура. "И вот, они берут такой крошечный шприц с маленькой иголочкой и вводят тебя такую тёмную фигню в вену. И приставляют две трубки к спине. И ты не шевелишься, сидишь там. Ерунда! Ах, да! Ещё надо перед этим много воды выпить. Или сока. Или чая. Или ещё чего." На этой стадии рассказа, моя очередная добровольная жертва сидела очень тихо. и я прямо таки видела, как она продумывает немедленный побег из этого курятника.
Помню, как-то мы с мамой приезжали туда, в другой раз, так там был мальчишка лет десяти, так он взахлёб плакал - боялся. Неизвестности всегда боишься. Зато потом был весёлый. По-моему, хуже всего циста, я просто не понимаю, ну куда им засовывают эту трубку? А пацаны ещё и рассказывали, мол, придёт Олень со всей сворой интернов и все стоят вокруг стола и на тебя смотрят. Представив это себе, я как-то радовалось, что он не нагрянул тогда, когда мне цистографию делали.
Олень - это мой лечащий врач. Ну, и не только мой. Вообще-то его зовут Александром Михайловичем, но я обычно даю людям дурацкие прозвища, и, что интересно, они к ним прилипают намертво. Почему Олень? Да кто знает. Муся звала его лысым птеродактилем, а я оленем. Специфической внешности и характера дяденька. И ещё были интерны. Они ходили толпой по коридору и рассасывались по палатам своих подопечных. Они были слишком заботливыми, разговаривали с нами, как с маленькими. Зато у моего интерна - молодой девушки, можно было попросить узнать у Оле... Ой, у Александра Михайловича, когда меня выпишут. Или можно ли?.. Или, а когда?.. Сам Олень неохотно разговаривал даже с родителями пациентов, а молодые начинающие врачи - пока добрые, отзывчивые, и, похоже искренне нас жалеющие.
Олень приходил часов в восемь, когда ещё медсёстры не менялись на дневных, заглядывал в палату, видел, что я ещё сплю и шёл в соседнюю, к нашим соседям, с криком: "Пацаны, вы спите?" Естественно, пацаны сразу переставали спать. Владка мне рассказывала, что "приходил твой Олень, а ты спишь." Олень вылавливал меня тогда, когда я нерасчёсанная и ненакрашенная выползала из умывальни с зубной пастой наперевес. Почему-то он обычно осматривал меня первой, а у него были очень холодные, просто ледяные, как у вампира, пальцы. Не самое удовольствие, когда тебе ледышками мнут живот, когда ты ещё сонный. Зато, когда он шёл с обходом дальше, пальцы у него уже согревались. Об меня.
Но вообще-то в больнице было довольно весело. Был чай в три часа ночи, причём чайник был украден из кухни и спрятан под кроватью, а потом водворён на место. Был опять же чай, который можно было попить вечером, ибо вечером на кухне кипятили воду в чайнике и народ тянулся с кружками на кухню по вечерам. А потом, как в старой доброй общаге, ещё полчаса бегали по палатам, вопрошая, есть ли кофе, чай в пакетиках, соль и сахар. Первого у меня никогда не наблюдалось, ибо не люблю. А вот без чая с сахаром и соли я жить не могу, поэтому у меня всё всегда было в баночках и коробочках. До сих пор нахожу в кармашках сумки пакетики чая. Мы доставали свои запасы: салаты, хлеб, колбасу, печенье, конфеты, и даже варёные яйца, сдвигали тумбочки, вываливали всё на них и попивали свой вечерний чаёк, болтая и глядя, как за окном садится солнце и ветер чуть качает сосны. У нас была очень удачная палата, в том отношении, что из окон был очень красивый вид, ну, настолько, насколько он может быть в больнице. А в той палате, откуда я переехала ещё в первый вечер моего пребывания в больнице, и где потом лежала Маша Фатькина, был вид на внутренний двор, и там совсем не было солнца - высоченные сосны и галерея между этажами заслоняли всё - поэтому там было мрачно почти всегда. А у нас вечером всегда было солнечно. Что ещё?
Ещё был дождь. И мы смотрели, как народ бежит по дорожкам, спасаясь от струй воды, а сосны угрожающе раскачиваются. Были посиделки до поздней ночи. Были тоскливые выходные, были дайри и фанфики, Воротнички и постепенное вливание в Шерлоко-фандом, посредством кроссоверов с Воротничками. Был Юляшкин телефон с телевизом, и - ДА! Я посмотрела таки восьмую серию, и узнала, что Питер не предатель, и что Кейт - редиска, и Фаулер тоже, и вообще - отныне это моя любимая серия. И потом я писала об этом тут, на первой или второй странице можно обнаружить запись за восьмое, нет, уже девятое июня. Была Владка, и когда я сцарапала впервые её телефон, в честь знакомства, то я обнаружила на заставке кого бы вы думали? Йена Сомерхалдера и Пола Уэсли! Я попала, резюмировала я тогда мысленно. С тех пор Владку было не выгнать из дайри, я сидела тут, а Владка заглядывала через плечо. Кхм, кажется это я виновата, что человек чуть было не стал, а может и стал - слэшером. Кажется, чуть-чуть стал... А ещё были споры: что лучше - ДВ или Сумерки. Нельзя тут сравнивать, разные же вещи. В Сумерки надо просто вникать, а если поверхностно, а если так, чуть-чуть заглянуть и презрительно сморщить нос - ну уж извините, а это моё имхо.
Были обходы и градусники, лекарства и уколы, от которых ещё полчаса так болит нога, что хочется взвыть и чешешь по коридору туда-сюда, ибо ни
сесть, ни встать, ни лечь. Были звонки домой и стоны: ну когда меня уже выпишут?!! Был телевизор в маленькой комнатке - игровая, так она называется - и маленький диванчик, где вечно сидели "богатыри", и место занято и фиг уже куда сядешь. Были мультики, была девятая серия Воротничков, которую мне не дали помотреть, и которую я смотрела осенью, как только появилась возможность. Был Художник (опять же, я так прозвала) - он сидел на посту и рисовал всяких сверхъестественных существ. Мы с Владкой поспорили: она говорила, что его зовут Дима, а я ставила на все остальные имена. Художника зовут Дима. Потом я решила, что он уж точно из Челябинской области, ибо кто ещё может лежать в областной больнице?! Дима-художник живёт во Владивостоке. Приехал на каникулы к родственникам, потом, видимо, случился приступ и его на скорой привезли сюда - а куда ещё-то? Не во Владик же тащить.
Был голубоглазо-тёмноволосый Пётр и кудряво-цыганистый Вячеслав-Роман (на самом деле его звали Славой, но Машка Фатькина решила, что ему больше пойдёт имя Роман, а он и не сопротивлялся. Вячеслав-Роман лежал дольше нас всех, с Петром-то мы в один день легли и выписались. А почему так официально? Просто они как-то пришли к нам в палату и Пётр их представил: я - Пётр, а это - Вячеслав.
Ещё Вячеслав играл на электро-гитаре и дал Игорю поносить свои наушники, и тот отстал от меня с призывом поиграть в карты. Вообще, наверное, странно, что столько раз отлежав в больницах, я так и не научилась играть в карты.
Была Маша Фатькина и упавшая на пол челюсть у обеих при встрече челюсть у обоих, ибо приехать в областную больницу и встретить человека из параллельного класса - это ухитриться надо.
Была Вика Финк, и вообще, в это лето я познакомилась в больнице и санатории со столькими коркинцами, что ойе.
Приезжала Муся и мы покупали очередные наушники, и ходили по "Изумруду", куда однажды сбежали Маша и Вика и их даже никто не хватился. И мы с мамой ещё сидели на лавочке в больничном парке, под деревом, сняв туфли и вытянув ноги. Парк - это красивое место, только вот там ещё была куча перебинтованного и загипсованного народа - травматологическое отделение на прогулке.
А потом мама уезжала и мы долго махали друг другу - я из окна, а она с улицы.
Было ворчание Владки "тебя выпишут, а я что тут буду делать без тебя?" И слова владкиной врача, заглянувшей в палату: "Влада, тебя завтра выписываем" И совместный ржач на тему: "Они жили долго и счастливо и выписались в один день!"
И день выписки, когда мальчишки хором впали в детство и стали гоняться друг за другом почему-то с розовым полотенчиком, прятаться в закутке за туалетом и пугать друг друга на радость нам с Владкой. Они выбежали в пылу погони на лестницу и нечаянно чуть не убили Оленя, который возмутился и пожаловался подвернувшейся ему под руку Мусе, что это безобразие.
А сейчас вот есть куча воспоминаний и ВКонтакте, где мы до сих пор общаемся с Владкой. Кодовая фраза: "Ну, как там дела у Йенушки, Павлушки и Нинушки?" "Да ты знаешь, ничего так!"
Было, всё было. Вот и больница, а вроде такое скучное, унылое и неприятное место, вспоминать про которое не хочется, ага, ну, как же. Кому угодно, но не нам, ибо я считаю, что всё-таки всё зависит от человека, правда. А позитив отовсюду можно извлечь. Надо только захотеть.