Фандом: Суровый и беспощадный рурэп. А по факту по факту и не русский, и не рэп.
Автор: Harmful angel
Размер: 1859 слов
Категория: слэш недоделанный
Предупреждения: рурэп ООС, всё хорошо
Рейтинг: PG-13
Саммари: — Время не течёт, как река, в которую нельзя войти дважды. Оно как расходящиеся по воде круги. И если уронить в эти расходящиеся круги, скажем, перо, от него ведь тоже пойдут круги? Маленькие, почти незаметные… но они пересекут большие. ©
Слово автора: я у мамы молодец. Собственно, однажды я притащила в тред фотографию - вот этувот эту . Сказала: "А давайте поразгоняем?", не дожидаясь никого поразгоняла, написала... Я у мамы молодец, а на кой мне эти ваши фандомы вообще?
После дождя воздух свежий, прохладный, с козырька Олегу на макушку падает холодная капля и он вздрагивает.
Они приехали в Могилёв ещё вчера, завтра отыгрывать концерт, а он слоняется по городу в одиночестве, зависая в сомнительных забегаловках, где его уж точно никто не узнает — в таких местечках из фонящих колонок обычно несутся строки про блатную жизнь, а не Олегово творчество.
читать дальше
***
Сащеко звали его к себе, Олег даже побыл у них немного, но ближе к ночи распрощался под предлогом усиленных репетиций. Почему-то находиться в квартире, где всё было словно пропитано горем, где в Ромкиной комнате был целый алтарь из его рабочего места, любимых вещей и даже детских игрушек, он больше не мог. Уходить, неся какую-то чушь про подготовку к концерту, и видя понимающие лица Роминых родителей было мерзко - чувствовал себя сраным эгоистом и предателем, но поделать с собой ничего не смог.
Ребята сняли квартиру, Олег поселился отдельно, в крошечной однушке. Не тот город, где можно весело бухать ночи напролёт всей честной компанией. Он зачем-то, сам не понимая, тащил их сюда на пару дней раньше, но только теперь ему ясно насколько это было плохая идея.
На кладбище он не идёт, малодушно оставляет на последний день. Вместо этого второй вечер подряд бродит по улицам, а этот маленький бар — неплохое место, чтобы укрыться от ливня. Если бы ещё не блатняк из колонок…
Он встряхивает головой, ёжась от неприятного ощущения, поворачивается на чертыхание и видит Рому.
Учитывая, что пил он сегодня немного, как в целом в последнее время, стоящего под тенью огромного тополя Рому явно можно считать неоспоримым доказательством стремительно и безвозвратно отлетевшей кукухи. Лучше бы остался ночевать у Сащеко, эффект всё равно тот же.
Олег смотрит, как Рома матерится под нос, комкая пустую пачку из-под сигарет, поднимает голову и совершенно Роминым голосом восклицает:
— Эй! Есть закурить?
Олег машинально качает головой.
— Есть зажигалка.
Рома (Рома? Рома?!) морщится.
— Нахуй мне жига без сигарет?
Какое-то ебучее дежавю. Шесть лет назад Олег вот так же вышел из прокуренного душного бара, подышать воздухом. Вот так же Рома попросил у него прикурить, а у Олега, как и сейчас, была только зажигалка. Зачем он таскал её с собой и таскает по сей день, он не знает и сам. Может быть, для таких встреч.
Тогда, стоя на стоянке позади бара, они разговорились и очень быстро обнаружили, что Рома — и есть тот звукарь, который сводил Олегу альбом.
А дальше всё как-то полетело совсем быстро.
Но сейчас парень, до одури похожий на Рому, пинает бордюрный камень и оббегает взглядом улицу.
В том, что это не глюк, Олег уже убедился. Глюки не бывают такими материальными. И пар изо рта у них не идёт. Пацан просто пиздецки похож на Ромку, только лет на десять моложе. Он словно сошёл с фотографий конца нулевых, над которыми Олег вслух стебался, но втихую рассматривал с какой-то дурацкой нежностью.
Длинная чёрная чёлка, закрывающая пол-лица, широкий чёрно-белый плетёный браслет, опоясывающий тонкое запястье, облупившийся чёрный лак на ногтях и растяжка в правом ухе — левое Олег не видит, закрыто волосами.
— Как тебя зовут? — он, наконец, решается спросить и даже почти не удивляется, слыша в ответ:
— Роман.
Говорят, в жизни надо всё попробовать. Например, грохнуться в обморок. Потом его отвезут либо в вытрезвитель, либо в психушку. Если до этого не ограбят, попутно размозжив голову.
— …со мной? — слышит он. — Эй, Олег?
— Откуда ты?..
— Ты только что сказал.
Рома (блядь, Рома!) щурит глаза, подходя ближе.
— Видок у тебя такой, словно ты собираешься сдохнуть минуты через три.
На острой скуле знакомая россыпь родинок и Олег чудом удерживается от того, чтобы не протянуть руку, касаясь «Большой Медведицы».
— Я в круглосуточный. Ты со мной? Проветришься, тебе, похоже, это нужно.
И Олег идёт, слушает его, как и всегда. Рома ведёт его какими-то одному ему ведомыми закоулками, где фонари не то чтобы не горят — их здесь и нет. Рассказывает о своих друзьях, которые собрались прибухнуть в их «обычном» месте.
— Почему ты не с ними?
Рома закатывает глаза.
— Они долбоёбы. Ливень прошёл, там сейчас всё раскисло, нахер мне не упало в глине ползать.
Этому Роме восемнадцать. Он забросил художественную школу пару лет назад («Я подохну от тоски, сидя за мольбертом — тупо и бесславно») и упал в музыку. Он ничего не слышал о группе ЛСП — наверное, неудивительно — зато рассказывает про свою.
— Мы лабаем пока что… Но не думаю, что это серьёзно, — у круглосуточного ларька с решёткой на крошечном окошке он наконец прикуривает. Затягивается, запрокидывает голову, выпуская струю дыма. Олег помнит все эти мелочи — вот Рома вновь затягивается, вот засовывает руки в карманы и продолжает говорить, перекатывая помятую сигарету из одного уголка губ в другой.
— Надо идти дальше, понимаешь? Но пока я не вижу впереди ничего.
Этот Рома точно так же много треплется, когда под градусом. Он явно выпил немного, может, кто другой и не понял бы ничего по его блестящим глазам и чуть замедленной речи, но не Олег.
Этот Рома так же фонтанирует идеями. Этот Рома завораживает Олега так же, как тот, которого он знал.
На наручных часах Олега половина второго, когда они вновь возвращаются к бару.
Рома с сожалением косится на стрелку часов.
— Домой не пойду — поздно… Переночую у Эммки, если она уже вернулась.
— Пошли ко мне, — даже подумать не успевает.
Рома смотрит на него несколько секунд, за которые у Олега успевает остановиться и снова пойти сердце, потом хмыкает.
— Пошли. Такое знакомство…
«…точно нужно отметить».
Они и правда отмечают — найденным на полках кофе. Бухла у Олега нет: пить в одиночку — плохая примета. Говорят, к алкоголизму. Возвращаться к круглосуточному магазину лень, да Рома и забывает обо всём, когда Олег включает ему свои — их — треки.
Олег следит за выражением Роминого лица, а тот морщится:
— У тебя есть таблетка?
— Что?
— От головы, разболелась. — За мерзкие мысли Олегу хочется себя ударить.
Всё в том же шкафчике на кухне он находит ополовиненную пачку анальгина и возвращается в комнату. Рома всё ещё сидит с его телефоном в руках.
— Где ты такой взял? — это про телефон. Конечно, думает Олег, тогда такого ещё не подвезли. Тогда? Он и правда думает, что... Он не хочет ни о чём думать, на самом деле.
— Как тебе? — а это уже не про телефон.
Рома пожимает плечами.
— Непонятно. Знаешь, как будто уже где-то слышал, но где? Наверное, от этого у меня башка и закипела. Не могу вспомнить.
Он забирает у Олега таблетку, прикасается пальцами к ладони, и они оба замирают на несколько секунд. Наконец Олег встряхивает головой, бормочет:
— У меня тут минералка, подожди.
Отворачивается к журнальному столику, краем глаза замечая, что Рома снова берёт в руки его телефон.
— Что это? — в тоне Роминого голоса слышится, что что-то стремительно пошло не так. — Кто это?
Ещё даже не поворачиваясь к Роме, Олег понимает.
На заставке телефона до сих пор стоит их фотография. Они в гримёрке после концерта, Олег ещё не успел натянуть рубашку, снятую в разгар выступления, Рома положил голову ему на плечо, дышит в ухо — ещё разгорячённый, возбуждённый — во всех смыслах. Олег, смеясь, успевает нажать на затвор за мгновение до того, как Рома вырывает у него телефон.
— Какого хуя? — родинки ярче проступают на бледной коже. — Что, блядь…
— Я не знаю!
Олег садится в продавленное кресло, вплетает пальцы в волосы. Говорит отчаянно:
— Я не знаю, какого хуя тут творится! Ты же сам уже понял, кто это. Рома… Роман Сащеко. Мой… мой друг, человек, с которым мы вместе…
Без которого ничего толком не получается. И это ты, это всё ты.
— Где он? — Рома тянется за очередной сигаретой.
Очевидно, попытка абстрагироваться от происходящего - лучшее сейчас решение. Человеческая психика, изменчивая же ты сука.
— Он умер.
Ему пришлось в тот день отвечать на сотни телефонных звонков, сообщений, вопросов: «Это шутка? Скажи, что это шутка» от коллег, друзей, родственников, фанатов.
— Когда?
Не спрашивает от чего.
Олег давит в себе желание заскулить.
— Летом. В июле. Было пиздец жарко.
— Плохо, — Рома внезапно улыбается. — В холоде труп дольше продержится.
— Ты уебан, Ромич, — вырывается у Олега. Это такой пиздец, но ему хочется расхохотаться, как он всегда ржал от Роминых стрёмных шуток.
Рома вдруг оказывается совсем близко, смотрит на Олега сверху вниз.
— Это его музыка, да? То-то…
Он замолкает.
— Слушай, — Олег пытается подобрать слова, но выходит не очень. — Я не думаю, что так должно быть обязательно. В смысле…
— Если ты думаешь, что меня расстроил — зря. Теперь хоть можно жить спокойно.
Рома хохочет.
— Всё ведь ссал: а ну как дотяну до семидесяти, всем назло? Нет, слава Богу, не выйдет.
Они молчат, наверное, вечность. Ночь идёт на убыль, фигура Ромы на фоне окна всё не собирается растворяться. Олег трёт лицо рукой.
— Это какой-то пиздец, ты понимаешь? Так не бывает, мы, блядь, галюны друг друга.
Рома резко поворачивается к нему.
— Знаешь что? — он пересекает расстояние между ними в два шага. — Мне похуй.
«Мне тоже», успевает подумать Олег, прежде чем в его губы впиваются чужие.
В первые мгновения Олег чувствует разочарование. Нет больше отчаянно-радостного узнавания, это не его Рома, этот мягче, осторожнее и… равнодушнее? В нём чувствуется энтузиазм естествоиспытателя, но это не его Рома.
Его Рома вплетал пальцы в его волосы, с силой тянул, оттягивая голову, обнажая шею, целуя. Кусал, так что Олег вскрикивал, и смеялся: «Похуй, замажем».
Его Рома всегда трахался, как в последний раз. И смотрел — смотрел, не отрываясь в глаза напротив.
А потом утыкался во влажные завитки волос на виске, бормотал: «Олежек».
Это не его Рома, но именно сейчас Олегу похуй. Он не чувствует вины и тоски, которая преследовала его каждый чёртов день этих месяцев, тоже не чувствует — впервые.
— Будь моей таблеткой, — бормочет он.
Рома внезапно отстраняется, заглядывает ему в глаза.
— Не думай о нём, — зло говорит он и добавляет уже мягче. — Не думай, хотя бы сейчас, Олег.
И это внезапно легко. Как кажется.
Он даже не замечает как, подставляясь нетерпеливым рукам и губам, бормочет: "Рома, Рома, Рома, Рома, Рома!"...
Рома пьёт воду прямо из чайника, подходит к нему, оплетает руками, ластится, словно большой кот. Всегда на него в такие моменты накатыва... ла обычно редко проявляемая нежность.
— Знаешь, о чём я думаю?
— Мм? — Олег затягивается и кашляет. Рома вздыхает и отбирает у него сигарету, тушит о перила балкона.
— Придурок… Я думаю: возможно, если бы он встретил тебя раньше, всё было бы по-другому.
Олегу не хочется думать вообще ни о чём. Он чувствует ненормально горячие руки, назло прохладному ветру, обхватывающие его поперёк живота, смотрит на ночной Могилёв.
Не стоит тратить время на размышления.
Олег не знает, сколько времени на часах, когда он просыпается, но солнце стоит высоко. В квартире тихо, на подоконнике нет плетёного браслета — его вчерашнее помутнение рассудка бросил его сюда перед тем, как…
Что это было? Олег морщится, чувствуя саднящую боль в шее. Если он перепил вчера настолько, что подцепил парня, похожего на Ромку и притащил его к себе… В висках начинает стучать.
Когда на кухне раздаётся грохот, а в дверном проёме появляется Рома — не тот, вчерашний, его Рома — Олег чувствует себя персонажем фильма «Начало».
— Ёбаный стыд, Олежа, — устало говорит Рома. — Вставай уже и иди жрать. Нам выходить через час.
— Куда? — губы не слушаются.
Рома фыркает и падает рядом с ним на кровать.
— В клуб, мой любимец женщин и дам школьного возраста. Будем разъёбывать этот сраный городишко.
Он совсем рядом, у него ресница упала на щёку, и розовеет на виске след от удалённой в июне родинки. Олег смотрит.
— Ущипни меня.
— Ущипну, — Рома серьёзен, но его глаза смеются. — Прямо на сцене, чтобы тёлки взвыли. И после. Если всё ещё не хватило.
Протягивает руку, прикасаясь пальцами к следу от укуса.
Олег подныривает щекой под его ладонь, чувствуя, как внутри словно лопается воздушный шарик и становится горячо-горячо.
— Никогда не хватит.