Персонажи: Лиссов, Гокк, и Соня — я обожаю Соню, она прекрасна
Категория: А чёрт его знает, джен?
Предупреждения: ООС, нецензурная лексика, всё как обычно
Слово автора: Мне всё ещё очень стрёмно.
Когда Антон спрыгивает на сцену, что-то идёт не так. Нога подламывается, и только годы, проведённые на сцене, годы "всем похуй на твоё плохое самочувствие, на то, что у тебя рожает жена и умер хомячок, шоу должно продолжаться" помогают не заорать прямо посреди песни.
Когда Антон спрыгивает на сцену, что-то идёт не так. Серёжа видит, как он словно спотыкается, и его ощутимо ведёт в сторону. Ильич с Соней вроде не замечают ничего, орущая толпа всё так же вопит и размахивает телефонами, но Серёжа-то не дурак.
читать дальше
Он перемахивает через диджейский стол, подхватывает Антона, продолжая вскидывать руку с микрофоном, кричит в ухо:
– Тох, чего?
– Нога. – коротко отвечает Антон и добавляет:
– Пиздец.
Концерт они доигрывают, слава Богу, пара треков осталась. Потом Серёжа буквально на себе утаскивает Антона со сцены – спасибо этому лосю, что хоть худой. За сценой уже встречают: поняли, что всё идёт не по Летову. Последним в гримёрку входит Ильич, убирает с лица мокрые волосы, за ним - Соня. У Ильича лицо встревоженное, у Сони не лучше.
Когда Антон спрыгивает на сцену, Соня не сразу понимает, что что-то не так. Только когда поворачивается и видит в свете софитов побелевшее Серёжино лицо. Оно и потом уже, в гримёрке, не слишком-то порозовело. Гокк стоит рядом с Антоном, вцепился в его плечо – костяшки побелели. Соня хочет сказать: ещё чуть-чуть, и к похоже сломанной антоновой ноге добавится сломанная антонова же ключица, но, взглянув на Серёжино лицо, молчит.
Нога выглядит откровенно так себе: распухла и посинела почти до черноты. Кто-то предлагает Антону тяпнуть водки "для обезбола", но тот качает головой, втягивая воздух сквозь зубы. Вся гоп-компания моментально обнаруживает в себе эскулапов от Бога: склонились над антоновой лодыжкой, чуть не столкнувшись лбами, каждый стремится осмотреть – спасибо, что не потрогать – и поставить диагноз.
– Перелом, точно перелом, – авторитетно заявляет Ильич. – Ну пиздец. Как ты так вообще?
– Значит так, – говорит Соня, как самый адекватный человек в этой толпе растерянных пацанов. – Сейчас мы с Гокком берём Тошу под белы рученьки и едем в больницу. Рентген в любом случае делать надо.
– Утра подождём, Сош, – говорит было Антон, но Серёжа, успевший отпустить его плечо и натянуть майку, вдруг орёт:
– Завали нахуй, Бу! Сказано в больницу, значит в больницу.
Кажется, теряется даже Ильич, но Антон лишь мотает головой:
– Врач сказал в морг, значит в морг. Подняться хоть помогите, черти!
В травмпункте, разумеется, очередь. Прыгающего на одной ноге Антона устраивают на диванчике в коридоре, Соня садится рядом на краешек сидения. Гокк, оглядев живописную композицию из охающей бабули, двух лиц кавказской национальности с поражающими воображение "фонарями", и мрачного подростка с рукой на весу, сообщает, что сходит за кофе. Соня не уверена, что после выступления, несчастного случая, поездки на такси по незнакомому ночному городу в поисках круглосуточного травмпункта, им требуется дополнительная подзарядка. Сердце и так колотится как бешеное, но по Серёже видно: ему нужно выплеснуть разрывающую его энергию хотя бы на поиски кофейного автомата.
Он уходит, и Соня, помолчав несколько секунд, поворачивается к Антону.
– Серёжа ведёт себя немного...
– Неадекватно?
– Странно, я хотела сказать.
Антон откидывается на спинку сидения и долгих несколько минут молчит, глядя в стену перед собой.
– Серёжа ведёт себя так, – говорит в конце концов, – потому что однажды я сдох у него на руках.
И добавляет, глядя в расширившиеся глаза Сони:
– Почти.
– Договаривай уже, – говорит Серёжа из-за их спин, заставив Соню подпрыгнуть и обернуться. – Начал – значит договаривай.
Он протягивает Антону и Соне стаканчики, которые умудрялся держать одной рукой. Прихлёбывает свой кофе и улыбается.
– Один раз – почти. А потом ещё раз – и тоже почти.
Антон тоже улыбается и салютует стаканчиком, через мгновение осушив его в несколько глотков.
– Бог троицу любит. Третий раз будет последним.
– Я знаю, – спокойно говорит Серёжа, и забирает у него пустой стаканчик.
За годы выступлений, съёмок, чёса по городам и странам, яростных споров, примирений, пережитых вместе счастливых и горестных моментов, они действительно стали одной семьёй, как бы сопливо это не звучало. Вся их команда. Но в такие моменты Соня очень хорошо понимала: этих двоих связывает то, куда остальным хода нет. Да и не стоит соваться.
Соня смотрит на скомканный стаканчик, валяющийся в урне. Даже когда подходит их очередь, из рентген кабинета высовывается медбрат, и Антон не без помощи Серёжи исчезает за тяжёлой дверью.
Она помнит, что кофе из автомата Антон не пьёт.
– Первый раз был по молодости, – говорит Серёжа, когда возвращается и садится рядом. Он так же как Антон смотрит в одну точку, но сидит сгорбившись. – Антону тогда было семнадцать, мне сколько?.. Четырнадцать? А второй раз в тринадцатом году. Тоха сегодня начал заваливаться, там, на сцене, а я же не сразу понял. Нога у него, или инсульт ебанул. А я же... - он замолкает и продолжает только через несколько секунд. – Я же, Сош, знаю, если вдруг... Это как в кино говорят, мол, жить незачем. Только в кино это звучит по-идиотски. Слушаешь и не веришь. А я-то знаю, что правда незачем – если вдруг. Без всяких.
Молчат ещё. Потом Соня приваливается к Серёже, обнимая его, чувствуя, как он судорожно вздыхает и расслабляется, обнимая её в ответ.
Позже, уже когда Антон вываливается из кабинета с радостным: "А я говорил вам, пупсы, что перелома нет", когда они на такси едут обратно, Соня – она сидит рядом с водителем – видит через зеркало заднего вида парней. Серёжа смотрит в окно, Антон – только на Серёжу. Вот он чуть сдвигается на сидении, поморщившись, кладёт голову Серёже на плечо. Тот сидит неподвижно, и Соня уже думает... но он склоняет голову к Антону. И закрывает глаза.
Соня переводит взгляд на огни, пробегающих мимо фонарей.
– Палку бы мне, – громко говорит Антон. – Слышишь, Сош? А то чего... Шоу должно продолжаться. С палкой буду дальше ебашить.
– Палкой бы тебе, – сообщает Серёжа. – Ублюдок, мать твою, говно собачье.
Ржут, как два невоспитанных рысака.
Фонари летят мимо стекла, быстро-быстро.
-
-
14.01.2020 в 02:40А что, правда, что уже два раза?.. А что было? Инсульт?
-
-
14.01.2020 в 02:46Инсульт? не, этого боялся Гокк в фикле, а так - т-т-т. Хрен знает что, в 13-ом он завалился в больницу и проторчал там год. Почему - никто не знает. Про живот он вспоминал как раз сегодня в инсте - я зашла, а там оно - упс.
P.S.: А палку ему таки выдали, и он с ней вполне себе лазал по сопкам и по сцене таскался
-
-
14.01.2020 в 03:10Harmful angel, язва?
питанияжизни ='(А палку ему таки выдали, и он с ней вполне себе лазал по сопкам и по сцене таскался
Трудоголик!
С другой стороны, когда свою работу любишь, то на всё пойдёшь, только чтобы её не бросать -)
-
-
14.01.2020 в 03:22С другой стороны, когда свою работу любишь, то на всё пойдёшь, только чтобы её не бросать -) ну так эти товарищи отбитые ж. С другой стороны, нога - это ещё ладно, а вот когда Гокк сломал руку и ходил со штырями - вот тут матерились обе группы.
Ильичу вечно везёт: то у него ноги ломают, то руки, то Джарахов однажды благополучно забыл про свой инсулин и начал неистово помирать. Ильич сам чуть с перепугу не умер, хорошо хоть у них Ира есть
-
-
14.01.2020 в 03:27Нет слова стоп у такой машины.-
-
14.01.2020 в 04:06ой, бедный мальчик((( Я и не знала, что у Эльдара диабет
Да уж, все как на подбор, вот точно
-
-
14.01.2020 в 07:19А Эл до того случая был долбанавт, который за сахаром не следил и верил, что бессмертный. Вот и докатился до инсулиновой комы, хорошо хоть не один был.
А что касается трудоголизма и стремлению уползти в тур в любом состоянии, имхо, у Антона я могу найти этому объяснение. Но хочу надеяться, что ошибаюсь.