Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
...и теперь не могу выгнать Джо из собственного фиклаВообще-то он Маззелло, о чём сам время от времени грустно сообщает, мол, суки, ну говорите ж вы правильно. Но всем по барабану.
Но вообще я тут сижу и обсасываю свои хэды. Заметила, что в последнее время вариант "они увидели друг друга, искра, буря, безумие, упали и потрахались" перестал мне заходить. Тем более, что он никогда не казался мне верибельным-верибельным. Особенно, когда у автора в фичке встречаются два махровых бабника-натурала, видят друг друга, понимают, что пришла пора менять ориентацию, и идут радостно трахаться в туалете.
Теперь меня куда как больше кинкует медленное развитие отношений - старею, наверное. "Неизбежность", - сказал кто-то на фикбуке, и это вот оно, да. Когда герои понимают, что что-то такое между ними зарождается, и оно во что-то точно да выльется, как ты не тормози, всё равно накроет - и это неизбежно. Как говорится, "и тут он понял, что влюбился"(с).
Но, правда, не люблю, когда герои притягиваются друг к другу пятнадцать глав, и за это время успевают с десяток раз попиздострадать на тему "могу ли я, хочу ли я, говно ли я, магнолия". А потом всё равно падают и начинают трахаться. Такое себе.
И вот я хэдканоню, что если мразарди в первый же вечер упали и потрахались, потому что чего ждать, зачем тянуть и время терять, ты привлекателен, я чертовски привлекателен (хотя я вчера прочитала фичок, раздолбавший мои хэды), то Рами и Гвилим так не могут ввиду высокоморальных принциповочень долго телятся долго друг к другу присматриваются, и к самим себе тоже, пытаясь понять: оно не оно? И надо ли оно им, они вообще-то тут для работы собрались. Потому что, с одной стороны, им не по семнадцать лет, далеко не первые друг у друга, нет времени на рефлексию и оберегание чести, потрахались и разбежались. С другой, им вот именно что не по семнадцать, и "потрахались-разбежались" они уже наелись досыта, как и неудачными попытками в отношения. И вот это медленное, но неизбежное сближение, и разговоры, и неосознанные попытки быть ближе, и только двоим понятные моменты, и зарождающаяся симпатия, и неловкость - куда без неё. Юстимся как можем, короче говоря.
А на их фоне "Вилларибо", перепрыгнув конфетно-букетный период, пытаются понять, что вообще с этим делать, и нахрена оно было, им же ещё работать вместе, и давайте забудем.
И тут как раз я не могу задвинуть на задний план Джо, потому что он машет транспарантом с надписью: "А вот 10 лет назад!.."" class="smile" /> Джо, уйди, у нас и так хватает гей-драмы на квадратный сантиметр страницы.
Где-то совсем фоном народ пытаются вроде как кино снимать, но кого это интересует, когда у людей весна, даром, что конец лета Кино им. Какие сами, такие и сани, чего уж там.
Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
Да, были мы молоды, носили длинные волосы, и фоткались на говно-камеры Сентябрь пятнадцатого, четвёртый курс, День Технолога. День, когда мы чуть не раздолбали сцену под Ариану Гранде
P.S.: Сцену, кстати, с год назад новую сделали. После того, как не одно поколение студентов свалилось с неё - ну спасибо. Дашка во время репетиций к Мисс Ест-тех сковырнулась назад и ободрала ногу. А было это накануне выпускного. А у Дашки должно было быть на выпускном короткое платье и босоножки. И ободранная нога ниже колена. Ничего, залепила телесным пластырем и пошкандыбала. И села подальше от сцены, чтобы дольше идти за диплом, красивой
А сейчас сцена как сцена, скучно. Лучшая группа 2012-2017 немало поспособствовала её ремонту.
Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
Про Queen, Фредди и ЛамбертаС одной стороны, я рада, что подростки с размаху влетели в Квинов, что с витрины ларька Роспечати на меня смотрит Фредди, что мне можно не листать рекламу на ютубе, вот это всё.
С другой стороны, когда фандом (по крайней мере видимая его часть) на 80% состоит из подростков - это задница. Не, я ничего, кто-то вон фикло ваяет очень даже неплохое, но в целом-то...
Захожу с утреца в эти ваши интернеты, а там новости, мол, так и так, Queen+Ламберт выступают на Оскаре. И понеслось.
Я - счастливый человек. Я как-то Адама люблю отдельно от Квин, мне он с ними в команде никогда не заходил по определённым причинам. Но то ли эти дети реально такие маленькие, что узнали об Адаме только сейчас, когда резко стали фанатами Квин, то ли что, я не понимаю.
В чём суть претензий: Ламберт - бездарь, петь не умеет, посредственность, выпендрёжник, манерный пидорас (О__О), бездарный подражатель, и вообще "ему никогда не заменить Фредди!!!11"(с).
Да бля... Не доходит до них одна простая истина: ему никогда не заменить Фредди (а это ему и не нужно) и никому никогда не заменить Фредди по одной причине: никто никогда не сможет заменить покойника.
Я сейчас возможно грубо скажу, но, имхо, это факт: в своё время Queen нехило на этом хайпанули и хайпуют до сих пор. Под хайпом я сейчас подразумеваю не "пиарятся и деньги гребут, гадкие завистники", но.
Фредди был безусловно очень талантливым человеком и яркой личностью, но, как бы стрёмно это ни звучало, он до сих пор остаётся "великим и неподражаемым" потому что ушёл на пике славы и не успел никого разочаровать. Шмякнем сюда большой ложкой" флёр таинственности" вокруг его смерти, добавим воспоминаний тех, кто действительно хайпанул так хайпанул - и вуаля! Хрен кто когда забудет.
Меня Хомяк как-то обвинял в том, что я жестокая капибара, потому что жизнь человеческая превыше всего. А я не жестокая, я реалист.
Представим на минуточку: на дворе колготится 2019-ый год, Фредди жив, Квины продолжают выступать...
А продолжают ли? Или за столько лет вместе всё-таки задолбались, разосрались, и разбежались по разным углам с громким скандалом? А Фредди? Был бы он сейчас в хорошей форме, или слабой тенью себя в молодости, с парочкой скандалов а-ля "десять лет назад, когда мне было пятнадцать, он ущипнул меня за жопу" за плечами? Были бы это те же Queen и тот же Фредди, по которым сейчас сохнут девочки-припевочки, или сидел бы народ и вздыхал, что "было время, а сейчас-то уже, конечно, не те" и "а давайте-ка включим Дискотеку 90-х, там Queen выступают" под кривящиеся лица подростков.
А может всё было бы хорошо. Но мы этого никогда не узнаем. А жаль. Несмотря на угрозу в виде Дискотеки 90-х, я бы хотела это узнать) Но только одним глазком, а потом обратно.
Так что я, с одной стороны, понимаю, почему народ говнится на Ламберта. С другой, я этого не принимаю. Адам - хороший исполнитель, Адам сам по себе личность, и он не - и это хорошо.
А вот обожаемого всеми Марка Мартела я не люблю. Говорила и скажу ещё раз. "Ламберт гадкий подражатель, а Марк искренний и душевный" - уж простите, ребятки, у всех своё мнение, но я это вижу совсем наоборот. Фальшью от него тянет, и желанием славы. Почему-то чужой. Возможно, я ошибаюсь. Хорошо, если я ошибаюсь.
Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
...Queen будут выступать на Оскаре. Хм. Хммм.
АПД. Краткое пособие для тех, кто не знает как бодрячком начать день - просто зайти в комменты и немножко, кхм, возмутиться. Да оставьте же вы в покое Ламберта, вашу ж мать!
Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
Даррен Крисс женился на своей девушке Мие, с которой они вместе... не помню, давно уже. И я как будто вернулась в свой две тысячи четырнадцатый, когда фанаты К2 неистово доказывали всем и каждому, что Даррен не натурал, что у них точно-точно что-то есть с Крисом, обсирали Мию и Уилла - ибо стоят на пути у Великой Любви гадкими разлучниками. Гадкая стрёмная лошадь Миа и мелкозубый страшный Уилл, да))
И вот захожу сейчас в комментарии под постом о свадьбе - и, здравствуй, мой две тысячи четырнадцатый Хотя уже и причин для возбухания нет казалось бы.
А ещё я недавно только узнала, что Доминик Шервуд и Сара Хайленд больше не вместе (и у Сары уже другой), и чот расстроилась. Такие они были милые, очень мне нравились. И вот сидит народ и радуется, потому что гадкая страшная Сара стояла на пути у Великой Любви гадкой разлучницей, а теперь наконец-то свалила в закат.
Господи, да что ж не так-то с этими людьми? Вы называете человека своим кумиром, любимкой-хуимкой, и в это же время радуетесь его расставанию с девушкой, которую он любил? Потому что он, несмышлёныш, не видит своего счастья, а эта - страшная и стрёмная, и ему не нужна, уж мы-то точно знаем.
Что-то из разряда "мы обожаем Бенедикта и знаем, что он женился только потому, что он наркоман-педофил-насильник, который растлил кучу подростков, и пришлось вот жениться, бедняжке, чтобы жопу прикрыть". Ой вэй.
Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
...Рапсодию в оригинале. Кхм.
Ну не то чтобы словно другой фильм посмотрела, но... Но вообще да. По крайней мере, поняла теперь, почему русскоязычное население плюётся на тему: "какой пидорковатый Меркьюри получился!". Потому что, блин, с голосом Рами он таким и не кажется. Несмотря на пластику. А вот с голосом... да, Михаила Тихонова от души душевно в душу.
Спасибо, короче говоря, русскому дубляжу, вот уж не подумала бы, что Рапсодия может мне понравиться ещё сильнее
Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
Название:#ноябринки Автор: я Размер: разный Категория: пока что слэш Предупреждения: ООС всё хорошо И да, #проститерадибогаолегевгеньевичиалександрандреевич. Без этого не поплывём.
7 ноября, 922 слова Посмотри в каком красивом доме ты живёшьПосмотри в каком красивом доме ты живёшь. Я вчера пошел за пивом – прямо обомлел. Целовал его слепой расплакавшийся дождь, Извиняясь, что всю зиму гриппом проболел.
Я стоял бы любовался до скончанья дня Вместе с нашим участковым молча под грибком, Но в пакетике прозрачном дырка у меня, И все время утекает пиво из него.*
* * * Дом самый обычный, стандартно-типовой. Бабки на лавках, детвора в песочнице, пацанва на турниках. Ну не сейчас, ясно-понятно, сейчас-то дождь. Никаких там закрытых дворов, консьержей, паркинга. Даже странно. Хотя чего он ждал? Все же люди.
Тёма мусолит сигарету уже минут двадцать, и смотрит – шестой этаж, три окна правее подъездного. Синие занавески.
Тёма мусолит сигарету и думает: как так вообще получилось и, главное, когда? Вот он стоял здесь, смотрел на окна и думал: там сейчас Юлька, делает уроки, дрыгает ногой в такт музыке в наушниках, или пылесосит, всё в тех же здоровых наушниках, или, может, прямо сейчас взяла телефон, чтобы ему, Тёме, написать.
А сейчас Юльки там нет. Поступила, подрабатывает вроде официанткой, снимает с подругой квартиру ближе к центру, от них-то не наездишься.
А Тёма всё ходит. И уже о другом думает. Про другого. Сидит сейчас, наверное, за столом, хмурится, ручку, может, грызёт? Или такие, как товарищ полковник, ручки не грызут? Хотя чё, все ж люди. А может, пылесосит – теперь же самому приходится. Интересно, под музыку? Под какую? А может картошку чистит. Тёме никогда в голове не приходило, а сейчас вдруг пришло, и он даже заржал тихонько, представив полковника с картофелечисткой и при полном параде, в фуражке даже. Ну не видел Тёма его никогда в штатском, в голове даже не укладывается, что полковник может джинсы носить, например. Или треники.
Тёма бы посмотрел. И картошку бы эту сам почистил, а полковник пусть отдыхает, а то случись чего, а у нас Родину некому защищать, все уставшие.
Тёма думает: были бы они хоть с Юлькой похожи, он был понял. Он же все стадии уже прошёл, добрался, наконец, до принятия, а что с ним делать без понятия. Не идти же на шестой этаж стандартно-типового дома, не звонить же в квартиру и не выдавать на одном дыхании:
— Я похоже в вас вляпался по самые помидоры, Валентин Юрьич, и не отказался бы с вами потрахаться, и вообще всё на свете с вами не отказался бы.
Хотя возможно идея неплохая, потому что после таких речей полковник ему сразу вломит, у Тёмы мозги на место встанут и всё будет как раньше. Очень уж ему не хватает этого «как раньше».
Впрочем, полковник может его прихода дожидаться не будет, вон, занавески уже второй раз колышутся, надо бы сваливать, а то мало ли что там ему в голову придёт. Тёма бы самое нехорошее пришло.
Он бросает давно потухший бычок в урну и идёт быстро, почти бежит, через заливаемый водой двор. В кармане вибрирует телефон, но не до него сейчас, дождь ледяной, лето в Москве нынче не радует.
— Сашура, я надеюсь, ты помнишь, что у нас тут соседи? — не раздражённо, не обвиняюще, но с намёком. — Твои променады под дождём могут их заинтересовать. Я тебе уже даже звякнул.
Саша вытряхивается из мокрой куртки, стаскивает кеды, наступая на задники, волосы ерошит – брызги летят во все стороны, попадают на Меньшикова и тот морщится, запахивает поплотнее халат.
— Давно ты в квартире-то не куришь?
— Я просто думал… Ну, над ролью, — Саша бодает лбом обтянутое шёлком плечо и довольно вздыхает, когда его прихватывают за волосы и чуть оттягивают голову назад. — Как думаешь, Тёма мог бы влюбиться в Лебедева? Ну мог же бы, наверное, чисто гипотетически? И если да, то как бы он это переварил? Он же простой парень с района, по понятиям выросший, а тут такое. А Лебедев мог бы? В Тёму?
— Сашура, — Меньшиков смеётся, целует его в лоб и разворачивает в сторону ванной. — Ты слишком загоняешься, так нельзя. Мог, не мог, какая нам-то разница?
Саша хмурится: у них всё-таки слишком разные подходы к актёрской деятельности. Меньшиков не любит погружаться в роль до полного отречения от себя, он живёт своим героем только в кадре, а после режиссёрского окрика «Есть!» тут же словно выключателем щёлкает и забывает о своём персонаже.
Саша так не может, не научился пока. А может и нельзя этому научиться, может он всю жизнь так и будет переживать за своих героев, проживать с ними их горести и радости, отдавая частичку себя каждому и так мало оставляя взамен. Такой уж он, ничего не поделать.
Саша уходит отмокать в ванную – промок всё-таки очень, не хватало ещё тут всяких сопливо-температурящих, а Меньшиков идёт на кухню, где на подоконнике за занавесками лежат сигареты и стоит пепельница. Дождь мутной пеленой ухудшает видимость, но грибок по центру детской площадки – как на ладони.
Тёма ходит сюда почти каждый день, хоть часы сверяй. Стоит, смотрит на их окна, курит, однажды с пивом явился – Валентину очень хотелось выйти и надавать по шее. Чего он ходит вообще, Юлька здесь давно не живёт и Тёме об этом известно.
А Валентину известно, что они с Юлькой расстались месяца три назад, причём по инициативе Тёмы. Юлька злая была тогда и оттого, наверное, впервые с отцом откровенничала, говорила, что Тёма другую завёл, она не знает кого, но Тёма ей сам сказал: так и так, Юль, прости, влюбился. Тёма вообще-то в Юлькину новую жизнь уже и не вписывался, но девичье самолюбие страдало: надо же, не она первая расстаться предложила, а он.
Валентин тогда выдохнул. Боялся, если честно, что Тёма продолжит за Юлькой таскаться, снова учиться будет мешать, а оно вон как сложилось. Влюбился, надо же. Сюда-то только зачем ходит?
Он неплохой парень, на самом деле, Артём. Улыбка у него хорошая, когда не глумливо ухмыляется, а искренне чему-то радуется. И глаза – Валентин по глазам людей хорошо читает, и вот с Тёмиными глазами показуха его пацанская не сходится.
Валентин иногда ловит себя на мысли, что хотел бы, чтобы Тёма почаще улыбался. Ему бы, Валентину, улыбался.
Совсем уже спятил, старый дурак.
Задёргиваются синие занавески, а дождь всё идёт, поливая и грибок в центре детской площадки, и двор, и дом – обычный, стандартно-типовой.
___________________________________________________________________________ * Олег Митяев "Лето - это маленькая жизнь"
Мне лучшее из имен трудно произнести. Трудно, но очень надо.
И я не могу принять эту свою судьбу, если она с твоей не схожа.
И я не хочу отнять сердце твоё у тех, кто без тебя уже не сможет.*
* * *
«Девушкам надо учиться у петрова использовать все ресурсы своего мужика))))», «блядушка провинциальная, неудивительно, что теперь с Меньшиковым – всё к тому шло», «Заново родиться в театре Ермоловой? А у Петрова похоже глубокая глотка». **
Саша читает почти все подобные комментарии про себя и Олега Евгеньевича. Сидит на полу, привалившись спиной к дивану, в левой руке телефон, в правой – член. Каждый дрочит на что хочет, Саша вот на влажные фантазии незнакомых ему женщин, заскучавших в перерывах между варкой борща и работой в офисе. Они ведь даже не подозревают, что реальность повеселее любых их фантазий будет. Реальность такова, что однажды Саша не выдержал. Все эти долгие беседы наедине, предложения помочь с ролями, Саша же не дурак, а может и он самый, потому что роли-то ему и не нужны, ему бы в глазах напротив не затонуть для начала.
И Саша однажды решается, подаётся вперёд, накрывает своими губами чужие губы, усиливает напор… и не получает ответа.
Он тогда даже не понял, отшатнулся, и увидел, что в глазах Олега Евгеньевича отражается его собственное изумление.
— Саша… Ты что?
Ох, не подкачай, Саша, докажи, что ты актёр.
— Извините, Олег Евгеньевич, ради Бога! В карты продул, — и виноватые-виноватые глаза.
У Олега Евгеньевича лицо разглаживается и он смеётся.
— Вот же… Кто загадал-то хоть?
Саша что-то бормочет в ответ и сматывается, пока окончательно не сравнялся цветом со знаменем, висящим в кабинете худрука.
Реальность такова, что фантазии оставались фантазиями, разговоры разговорами, а Олег Евгеньевич – махровым натуралом, искренне желающим Саше на первых порах помочь.
Кому скажи – не поверят.
Только и остаётся, что сидеть и дрочить. Такими темпами он скоро начнёт читать фанатское творчество. Вот стоит только уехать на съёмки и перестать видеть Олега Евгеньевича рядом постоянно – точно начнёт.
А дело вовсе не в примитивном плотском желании. Саша хотел бы быть как…
Настя зовёт его Сашкой и раз за разом приглашает забегать к ним в гости. Настя таскает за собой аптечку и запасные очки – на всякий случай.
Настя очень рассеянная и способна убрать свой телефон в морозилку и забыть о нём, но всё что касается Олега Евгеньевича у неё в голове явно идёт с пометкой «важно!». Олег Евгеньевич зовёт её Настькой, подкладывает ей деньги во внутренние карманы курток, и упоминает в любом разговоре раз по пять, сам того не замечая.
Саша хотел бы, чтобы о нём кто-нибудь так же заботился, как эти двое друг о друге. Саша завидует Насте так, что самому от себя тошно. Если бы она знала, какой он на самом деле, давно перестала бы звать в гости и смеяться над видосами с котом Гришей.
Идёт второй час ночи, а неудержимое веселье заканчиваться похоже и не собирается. В какой-то момент Олег Евгеньевич встаёт, извиняется, на мгновение сжимает Настину руку и выходит в коридор. Саша кое-как высиживает две минуты и выходит следом.
В кабинете худрука горит свет, Саша барабанит костяшками по дверному косяку и заходит. Олег Евгеньевич стоит, разговаривая с кем-то по телефону, но увидев Сашу улыбается и поднимает два пальца – пара минут, Сашура.
Для него эти пара минут – вечность. Кто угодно может зайти, той же Насте надоест сидеть в компании актёров и она пойдёт искать мужа. Не сейчас, пожалуйста, не сейчас!
— Что-то хотел? — телефон, наконец, исчезает в кармане брюк, и Саша набирает воздуха в лёгкие побольше. Он оказывается близко-близко, между ними расстояние идёт на сантиметры, и Саша может видеть каждую морщинку.
— Пожалуйста! — «Пожалуйста, не отталкивайте меня, хотя бы один раз не отталкивайте!» – и приникает губами к чужим губам, как тогда. Он ждёт, что его снова оттолкнут, на этот раз Олег Евгеньевич может ему врежет за наглость, но тот вдруг отвечает, и у Саши тормоза отказывают. Он постанывает в поцелуй, и сейчас не то что Настя и вся труппа Ермоловки, Годзилла на крыше театра не смогла бы ему помешать.
Когда они отрываются друг от друга, у Саши голова от нехватки кислорода чуть кружится. Он вдыхает воздух и тут же шумно выдыхает, услышав грустно-насмешливое:
— Что, Сашура, снова карты? И долго же ты будешь в азартные игры играть?
И ничего не изменилось. И не было ничего. Да и не будет никогда, но Настя слишком хорошая, а Олег Евгеньевич слишком ему дорог, поэтому Саша беспечно мотает головой и улыбается, может даже слишком радостно и широко:
* * * Саша не умеет петь. Не то чтобы это было такой уж проблемой, на самом деле. Как ему казалось. Для критиков и части зрителей это оказалось не просто проблемой, но катастрофой по масштабу сравнимой разве что с загрязнением Мирового океана. Ну как же, петь не поёт, а всё туда же, Костика ему подавай.
Саша вообще-то когда сценарий со своим именем увидел, чуть было не сел мимо стула, прямо там, на сцене. Уставился на Меньшикова, а тот ему только улыбнулся, мол, дерзай, Сашура.
И Саша дерзнул. Конечно же, не без поддержки, конечно же далеко не всё пошло-поехало, но кто там вообще обращал внимание на Сашины проколы, когда Меньшиков подхватывал за ним и продолжал, и переключал зал на себя. Саша и сам переключался. Потом только надеялся, что не слишком откровенно всю дорогу пялился. А кто его осудит? Уж в умении держать зал Меньшикову не отказать. А Саша не весь зал, Саша – один-одинёшенек, и ему казалось, каждый раз, когда Меньшиков к нему поворачивался и улыбался, что это всё ему, для него.
Потом, правда, оказывалось, что на сцене вообще-то толпа людей, про зрительный зал и сказать нечего, но вот в тот миг, когда они взглядами пересекались – никого для него больше вокруг не было.
На его премьеру Меньшиков прийти не смог, предупредил в последний момент, и у Саши от такой новости всё радужное предвкушение улетучилось. Нельзя так, ой нельзя, ты же для всех них на сцену выходишь, они ждут тебя, сидят, затаив дыхание, и только ты сейчас можешь их за собой повести или оттолкнуть, заставить засмеяться, заплакать или вдруг вспомнить что-то своё. Ради этого ты существуешь, нет?
И всё же нет-нет, да посмотрит на пустующее кресло.
И история продолжается, зал плачет и смеётся, кивает одобрительно головой, или вдруг затихает: вот сидит в первом ряду девушка, нахмурилась, смотрит куда-то в пол, что у неё сейчас перед глазами? А рядом мужчина, немолодой уже, но тоже сейчас притихший и задумчивый.
— Вот! Без кожи стою! — так и есть, всё обнажено, всё наружу вывалено, хотите - приглядитесь, поймите, а хотите - топчите ногами.
— Если хочешь – бери. Я дарю. — По привычке смотрит на…
Сидит в кресле в первом ряду, как ни в чём ни бывало. И смотрит, не отрываясь. Не улыбается.
— Я успел, я один в мире такой, — ликующий голос звенит, не то, что в фойе, на улице слышно, наверное. Саша не умеет петь, но сейчас это не важно.
— Я люблю! За тебя встану стеной! Если надо - умру, ты поверь. Не громко, но... Я всего себя тебе отдаю. **
«Берёшь?»
___________________________________________________________________________ * Noize MC "Голос & струны" ** Саша Петров "Я когда-нибудь умру"
10 ноября, 752 слова Просто так, вспоминая о кулинарных шедеврах и передаче "Смак"Их странные недоотношения вместе с ненормированным графиком предполагали только один сценарий встреч: вечером Саша приезжал к Меньшикову, или Меньшиков к нему, они ужинали, трахались и разбегались до следующего удачного совпадения свободных вечеров. Сашу такой порядок вещей не напрягал, наоборот: никаких обещаний, обязательств, сцен ревности, посягательств на личную свободу – всё как доктор обещал.
Только реальность с ожиданием почему-то не совпадала, потому что в реальности Саше не хотелось спать с кем-то ещё, да и смотреть на кого-то другого или других в общем-то тоже. Слава Богу, хотя бы чувствовать себя тем, кого тупо используют, Меньшиков ему не давал.
И тут вдруг свободный день – у обоих сразу, и Меньшиков зовёт его приехать, а Саша не то чтобы не надеялся на такой вариант, скорее даже не рассчитывал. Строил какие-то свои планы даже, каждый из которых включал в себя «лежать на диване и сонно втыкать в телевизор».
А сейчас он лежит и смотрит на Меньшикова. У того во сне лицо расслабленное, спокойное, какое редко бывает. Саше хочется протянуть руку и провести пальцами по скуле, но он боится разбудить.
Время – девятый час вечера. Пора бы уже собираться, наверное, но Саша медлит, надеясь, что Меньшиков таки проснётся раньше его ухода.
Желудок протестует. Конечно, ел-то он утром последний раз. А в холодильнике не густо, ну что… Саша смотрит на часы. Время есть ещё.
На лице вышедшего на кухню Меньшикова такое недоумение, граничащее с изумлением, что Саше становится вначале смешно, а потом не по себе. Потому что не был уверен, что не перешагнул вот сейчас границы дозволенного.
— Что ты делаешь? — Так-то оно ведь и не видно.
Саша неловко жмёт плечами.
— Готовлю. Извини, я тут похозяйничал, но жрать хотелось, да и подумал: ты проснёшься, а тут… У тебя, правда, шаром покати, но я в магазин сгонял…
— Что ты сделал? — Саша с интересом наблюдает, как левая бровь поднимается, поднимается… А потом думает: пиздец, приплыли, заигрался ты, Саня, в прилежную домохозяйку, сейчас тебе быстро объяснят, что отношений у вас нет и что вариант «потрахались-разбежались» всех устраивал до сегодняшнего дня. Саша понимает: сам, едва только какая-нибудь девчонка устраивала в стаканчике в ванной свою зубную щётку и начинала щебетать про «приготовила тебе ужин», норовил ретироваться – мерзкое ощущение, что его норовят приручить без его же желания, не покидало.
А тут вдруг сам… Но он же ничего такого не хотел.
— Сходил в магазин, — всё-таки поясняет Саша. — У тебя же вообще ничего нет, как так-то?
— Да я и не готовлю, — тихо говорит Меньшиков, переводя взгляд с него на сковородку и обратно. — Я не ем дома, или с доставкой заказываю.
— Зря, готовка успокаивает, — Меньшиков хмыкает, и Саша мысленно отвешивает себе оплеуху – нашёл кому рассказывать.
Но вроде выставлять его из квартиры вот прямо сейчас никто не собирается, так что, пожалуй, можно закончить, и Саша отворачивается к плите.
— Я как-то сам учился готовить, когда мелкий был – вечно один дома, сестра тогда уже съехала, она же меня старше. Потом в общаге совсем профи стал. Ну и, — Саша неловко смеётся — видимо, моё юношеское безденежье до сих пор не отпускает. Как-то не могу по ресторанам каждый день ходить, хоть теперь и возможность есть.
За разговорами он не замечает, когда Меньшиков успевает к нему подойти, и чуть вздрагивает, когда тот обнимает его сзади, устраивая голову на плече и заглядывая в сковороду.
— Ты знаешь, никогда ещё никто не кидался готовить, — сообщает он и Сашу это «никто» неприятно дёргает, но немножечко – в конце концов, и он до встречи с Меньшиковым монахом не жил.
— Ну да, все же возвышенные и одухотворённые, да? — Саша пытается шутить. — А тут Саня Петров захотел после секса пожрать, да и… Нет, я помню, что у нас не отношения, но я как-то, знаешь, привык о своих людях заботиться.
«Даже если это вроде как и не мои люди».
Меньшиков прижимает его к себе чуть сильнее, и сообщает, что всё ещё хочет спать и – да – жрать тоже хочет, поэтому Саше стоит пошевеливаться, а потом они вернутся под одеяло и проспят до утра сном праведников – таков план.
И Саша почему-то даже не заикается о том, что вообще-то на ночь они друг у друга никогда не остаются. Потому что план и правда хороший.
— И если меня когда-нибудь – мало ли, всё бывает, времена меняются, — сонно бормочет Меньшиков уже в постели, устроившись головой на Сашиной руке. — Если меня когда-нибудь спросят: «Почему он?», я скажу, что «он» сразил меня наповал своими кулинарными шедеврами в виде жареной картошки в одиннадцать часов вечера. Никто, конечно же, не поверит.
Саша заранее не осуждает неверующих, он бы и сам не поверил.
Но на часах полночь и стоит последовать примеру Меньшикова и заснуть, и Саша снова хочет, но снова не решается дотронуться до него, спящего, дотронуться – ещё успеет.
11 ноября, 1158 слов
1/2В этот милый осенний вечерок - чернуха, тлен и бзсхднсть в студию!
* * *
Похоронить прошлое, закопать на глубине в десять метров и залить сверху бетоном для надёжности, чтобы никогда не выбралось на свет белый, как Николай Васильевич в одноимённом фильме, никому ещё не удавалось. Можно было постараться забыть, тщательно вымарать не самые приятные факты из своей биографии, распрощаться с неудобными людьми, но ничто не давало гарантии, что однажды, когда жизнь будет прекрасна как никогда, оно, прошлое, не подойдёт при всех и не подёргает за рукав.
Саша так старался забыть, что у него это, в конце концов, даже получилось. И всё было хорошо, даже слишком хорошо, чтобы можно было расслабиться. А он вот расслабился и поплатился. И сидел сейчас, примёрзнув к стулу, глядя на разворачивающуюся перед ним на экране картинку. Звук не был включён, но Саше он не нужен, Саша слишком хорошо помнит все звуки, сопровождающие «кино», все слова, сказанные главными героями, одним из которых был он сам.
Он был тогда не в курсе записи, а она велась, видимо, чтобы спустя время можно было дёрнуть за крючок, на котором он всё ещё был подвешен.
Нужный номер был забит в контактах, почему он его ещё не стёр – сам не знал, но сейчас он готов был всем богам помолиться, чтобы номер был действителен, чтобы ответили, и чтобы он попал по адресу, всё-таки столько лет прошло.
Но боялся он зря, трубку сняли, и да, он попал по адресу, потому что этот голос Саша узнал бы и через десять лет, причём в толпе.
— Саня! — обрадовались на том конце. — Сколько лет, сколько зим, Саня! Ты что же, мой номер до сих пор наизусть помнишь? Польщён, польщён!
Разводить китайские церемонии Саша сейчас не собирался.
— Что тебе нужно?
— Мне? Так это ведь ты звонишь? — прикинулся дурачком, шутом, как всякий раз, когда назревал серьёзный разговор.
— Послушай, — Саша устало потёр лоб. — Ты прислал мне видео явно не для того, чтобы сказать, что скучаешь. Что тебе нужно?
— Скучаю, Саня, скучаю! Смотрел вот, вспоминал, как нам было хорошо, а? Повторим, может?
— Нам не было хорошо, — не выдержал Саша. — Хорошо было тебе и твоему дружку, но никак не нам.
— Так ведь и ты свою выгоду поимел, — голос в трубке посерьёзнел. — Саня, ты своему дедку, когда он видео увидит, будешь рассказывать, как нехорошие дяди тебя заставили, а ты не хотел. Только вот там не очень похоже, чтобы тебя кто-то заставлял. Особенно сосёшь ты с таким явным нежеланием. Но ты как-нибудь выкрутишься, да? Соврёшь что-нибудь как всегда, или ещё как… Ну, Саня, — он вновь повеселел. — Не мне ж тебя учить, как мужикам мозги пудрить.
Саша замер. Застыл, с поднятой к лицу рукой, сжимающей мобильный. Он хочет показать это Олегу, Олег это увидит, а, может быть, уже увидел, может…
— Ты…
— Сань, знаешь же фразу: «Видели глазки, что покупали, теперь ешьте…». Ну, знаешь?
Саша кивнул, забыв, что собеседник его не видит.
— Так вот я подумал: Меньшиков твой не в курсе, что покупал, ты же ему вряд ли о таких подробностях своей жизни рассказывал? А я считаю, что это несправедливо. Пусть знает человек. Вот если после всего, что увидит, захочет ещё к тебе прикасаться, значит и впрямь любовь. И ты заодно его проверишь. А то ведь тоже нехорошо: все себе чистеньких хотят, шлюхами брезгуют. А я бы и сейчас тобой не побрезговал, — голос стал тише, и Сашу вдруг пробило отвратительной догадкой:
— Что ты хочешь? — И выдохнул от облегчения, когда собеседник, отбросив, наконец, шутовство, произнёс:
— Деньги, Саня, я всегда хотел и хочу деньги.
— Сколько?
Выдохнул он явно зря.
— Сань, ты Актёр года вроде бы, нет? А кто тебе помогал в самом начале твоей, так сказать, карьеры? Помоги теперь мне. Неделю подожду, а там отошлю кому надо.
И кинул трубку.
Саша очень-очень осторожно положил мобильный на стол. А хотелось в стену швырнуть.
Потому что он прав, прав. Никто не заставлял, не принуждал, не шантажировал. Сам приходил и сам соглашался. На всё был согласен. И никогда он не сможет доказать Олегу, что с ним всё совсем по-другому, не ради карьеры.
От одной мысли, что Меньшиков увидит видео, накатил ужас. Нужно найти деньги, банк ограбить, например, или продать сразу обе почки – не жалко, зато чёртово видео будет уничтожено.
В том, что видео одно, и у него не останется копий, как только он получит деньги, Саша не сомневался. Смешно сказать, но он всё же был порядочным. В определённой степени.
С приближением пятницы паника накатывала всё сильнее. Нервничая, Саша взрывался из-за любого пустяка и от него, в конце концов, стал шарахаться каждый первый.
Особенно после очередной просьбы дать взаймы.
В четверг вечером Меньшиков поймал его в коридоре театра и, обхватив лицо руками, внимательно вгляделся в глаза.
— Саш, что происходит?
— Ничего. — Саша попытался улыбнуться, попытался, повернув голову, поймать губами большой палец, но потерпел неудачу.
Меньшиков смотрел всё так же серьёзно и недоверчиво.
— Сашенька, если я могу тебе чем-то помочь – говори.
От ласкового и встревоженного «Сашенька» стало тяжело дышать. Словно не на щеках руки, а на шее – сдавили и держат. На какой-то миг Саше подумалось: можно попросить денег у него, с отдачей, конечно же. Идиотская идея, но всего на мгновение проблема действительно показалась решённой.
Саша дёрнул головой, сбрасывая с себя чужие руки. Не хватало ещё больше глупостей наделать.
— Всё хорошо и ничего не происходит. Устал просто.
— Устал… — Меньшиков ему явно не поверил, но не стал спорить и ни о чём больше не спросил, только поцеловал в лоб и быстро отстранился – позади послышались чьи-то шаги.
За эти годы Саша отвык жить в постоянном страхе, когда каждую минуту нечем дышать и невозможно сконцентрироваться хоть на чём-то из-за непрекращающейся тревоги. Зато привык быть нужным и любимым. Уже завтра у него всё это отнимут.
Он не подвёл, позвонил в девять вечера пятницы, как раз тогда, когда Саша окончательно принял решение пойти и набухаться до беспамятства. Как все нормальные, не обременённые тяжкими думами и шантажом, люди в обычный пятничный вечер.
— Сань, а я тебя переоценил. Я-то думал, ты хоть немного изменился, любофка у тебя там, а ты всё так же, по хуям скачешь? А что, я от дедушки уйду, и от… Так?
— У меня нет таких денег. — Чистая правда. Можно было занять у всех друзей, знакомый и друзей знакомых, можно было продать машину и кота Гришу, но всё равно у него была бы только половина. — Послушай, я найду, кредит возьму, в конце концов, но мне нужно время
— Саня, — кажется, он улыбался. — Я ведь дал тебе время. И оно вышло.
Гудки в трубке оказались полной неожиданностью, Саша выматерился, вновь нажал на кнопку вызова, но «номер заблокирован» и трубка всё-таки полетела в стену, но попала в спинку дивана и мягко приземлилась в подушки.
Даже телефон разбить не смог. И жизнь свою просрал, и Олега, всё. Саша засмеялся и смеялся до тех пор, пока не обнаружил себя, сидящим на полу возле дивана, и утирающим бегущие по щекам слёзы. Ему не Сашины деньги были нужны, а Сашин страх. Хотелось посмотреть, как Саша будет бегать, пытаясь выполнить условия, как будет просить, унижаться, как тогда. А ещё Олег. По его извращённой логике, Саша был шлюхой, которая права на второй шанс не имела.
И не будет этого второго шанса, потому что, скорее всего он уже отправил видео и Олег всё видел и знает.
И, значит, не будет уже ничего.
12 ноября, 869 слов 2/2Тут сопли, но никто не осудит меня сегодня за это.
* * * Стоило признать, Саша слишком хорошо о нём думал. В субботу утром Олег позвонил и предложил приехать, и Саша заранее приготовился к худшему, но оказалось, просто совпали графики, и они могли бы провести два дня вдвоём.
Несмотря на то, что все выходные Саша просто тонул в нежности, он не переставал думать о висящей над ним Дамокловым мечом видеозаписи.
Забывался, когда Олег утягивал его в постель, но потом накатывало снова: от каждого телефонного звонка или звука пришедшего сообщения он вздрагивал, но это всё был не он.
Он всё же решил использовать компромат на Сашу с наибольшей для себя выгодой. Поняв, что деньги получить не удастся, он решил как следует потрепать бывшему любовнику нервы. Не раз за эти два дня Саша думал: лучше бы Олег всё узнал, даже его разочарование лучше жизни в неведении и постоянном страхе.
Он хотел было рассказать сам… но не смог. Не знал, как начать, как продолжить, как вообще объяснить происходящее несколько лет назад так, чтобы его тут же не выкинули за порог.
В воскресение вечером Саша валялся поперёк кровати, наблюдая, как приехавший с очередного не терпящего его отсутствия мероприятия, Олег раздевается, стоя на пороге гардеробной. За этим процессом Саша мог наблюдать с не меньшим интересом, чем за течением воды и танцующими языками пламени. Кому вообще интересна вода, когда Олег расстёгивает пуговицы на рубашке одна за другой, спускает с плеч, тянет ниже…
— Дыру протрёшь, Сашура, — улыбается – хороший знак. Значит, мероприятие прошло удачно. Саша не уточнял, что это, хоть и не обрадовался внезапному вторжению извне в их выходные.
Саша засмеялся и перекатился на живот. Сейчас бы снять с него оставшееся, потянуть за собой, опрокидывая на спину, впиться поцелуем в шею и спускаться ниже, скользя языком по сокращающимся мышцам живота, по лобку, по…
Меньшиков погрозил ему пальцем.
—Не о том думаешь! Мне нужно ещё кое-что сделать. Я, старый дурак, отправил нужный документ в «корзину», вытащишь? Я пока в душ.
Саша пожал плечами. «Нужный документ» означал, что реализовать свои планы он в ближайшее время не сможет, но что поделать.
Уже открывая «корзину», Саша вспомнил, что не знает, какой документ необходимо восстановить. Нужно было дождаться Олега и…
Документ в «корзине» был один. Видеофайл длиной в семь минут. Саша мог бы и не открывать, и так сразу же понял, но зачем-то открыл, и стоны – его и ещё двоих человек наполнили комнату.
Меньшиков стоял на пороге комнаты – Саша не оборачивался и не слышал звука шагов, словно почувствовал чужое присутствие.
Стоны и шлепки тел оборвались – Саша нажал на крестик, а развернуться не смог.
— Что это?
Меньшиков подошёл к нему и закрыл ноутбук.
— Моменты твоей бурной юности?
— И давно ты знаешь?
— С пятницы.
С пятницы. Два дня как узнал, и всё это время трахал Сашу, целовал его, смеялся над какими-то дурацкими новостями, спорил, что заказать на ужин, снова трахал, целовал потом в лоб, в переносицу, в кончик носа, в подбородок, в губы.
Меньшиков устроился на краю стола, заговорил, глядя на Сашу, по-прежнему не поднимающего головы:
— Мне скинули это в пятницу поздним вечером. Затем позвонил твой… давний знакомый. Сказал, что тебе, очевидно, всё равно, но он заботится о твоей карьере и не хочет, чтобы сия документальная хроника стала общедоступна всем пользователям сети интернет.
— Ну да, — Меньшиков пожал плечами. — По-моему, это очевидно. Саша, когда я спрашивал тебя, что случилось, я действительно хотел помочь. Ты не думал, что будет, когда каждый второй наш соотечественник это увидит?
Саша помотал головой. А ведь не думал же, правда, даже в голову не пришло, Господи.
— Ты думал о том, что это увижу я, — тихо констатировал Меньшиков. — Саша, Боже мой… Наши отношения могли разрушить твою жизнь, ты это понимаешь?
Снова помотал головой. Нет. Его жизнь могли разрушить его собственные глупость и желание идти по головам, отдавая за это слишком высокую цену. Но когда он угрожал отправить запись Олегу – Саша не думал обо всём мире, он думал об одном-единственном человеке.
— В конце концов, он попросил денег.
— И ты..?
— И я их ему отдал. Вот, буквально полтора часа назад.
Ничего не сказал ему, просто поехал и выкупил это чёртово видео, просто…
— У него может быть ещё.
— У него ничего нет, — в голос Меньшикова вплелись незнакомые Саше жёсткие нотки. — Можешь мне поверить.
Уточнять не хотелось. Они сидели – Саша на стуле и Меньшиков на краешке стола, Саша вновь рассматривал свои колени, Меньшиков – его. Вечность бы так просидеть, но сил молчать уже нет.
Саша поднял голову и улыбнулся:
— И что теперь? Ты меня презираешь, да?
Меньшиков покачал головой, сказал, с чуть заметным раздражением:
— Сашура, что за глупости? Я и раньше был в курсе, что до встречи со мной у тебя была личная жизнь. У меня она тоже была, поверь.
— Но ты же не знаешь… — нужно было идти до конца, объяснить, раз уж набрался смелости.
— Я всё знаю, Сашенька. Не нужно.
— И что теперь? — не стал добавлять «с нами», но Меньшиков, кажется, и так понял. Пожал плечами.
— Да ничего. А что теперь? Живём, Сашура, живём.
И Саша судорожно вздохнул, поднялся со стула и уткнулся носом в чужую шею. Вцепился пальцами в ткань халата. Почувствовал, как Меньшиков вскидывает руки, обнимая его. Всё так же словно почувствовал, а не услышал: «Тшш, ну что ты, Сашенька?». Держащее за горло напряжение, наконец, отпустило, и можно было продолжать жить, ведь он всё же был прав.
В театре имени Ермоловой сегодня аншлаг. Люди толпятся у входа, пропуская новоприбывающих именитых гостей, тянется людская вереница по улице, и всё увеличивается и увеличивается – люди подходят и становятся рядышком друг с другом. Сегодня особенный день, сегодня худрук театра имени Ермоловой последний раз на сцене, и собирается, собирается в растянутую вереницу людская любовь.
Саша не хотел идти. Олега он хотел запомнить счастливым, фонтанирующим энергией через край, поблёскивающим глазами из-под ресниц, живым. Но что ему уже было терять? В памяти теперь всё равно навсегда отпечатается не это, а исхудавшее лицо, кажущееся жёлтым на фоне белой больничной подушки. Одни глаза и остались прежними: столько в них, направленных на Сашу, нежности, благодарности, любви. Саша думал: такой любовью Олег смог бы его на ноги поднять, а Саша вот его почему-то поднять не может.
Слезинка катилась по щеке, Саша думал: странно, Олега же это слеза, а он на своей щеке чувствует. То ли он тоже плакал, то ли они уже слились в одно целое – не разделить.
Потом Саша сидел в коридоре, задремал даже – после почти трёх суток бдения попробуй-ка не задремли, а разбудила его Настя. Сказала:
— Сашенька, ты иди домой. Я тут сама со всем разберусь.
С чем разберётся? Всё же работает как часы: врачи, медсёстры, процедуры – он их расписание наизусть знает.
— Ты иди, — повторила Настя и сморщилась. — Я сама.
И села рядом с ним, уткнулась лицом в плечо и зачем-то заплакала.
Саша не ушёл.
Всю ночь перед похоронами капала из крана вода на кухне. Кап-кап. Кап-кап. Саша никогда даже внимания не обращал, а Олег говорил, что уснуть не может.
— Надо же вызвать кого-то, Сашур. Сантехника. Кап-кап, как по нервам.
Саша сегодня лежал, смотрел, как потолок расчерчивают полосы света от проезжающих по двору машин, и слушал: кап-кап, кап-кап.
Балкон был открыт, и занавески раздувались от ветра. Подростки внизу, под окнами, смеялись, шумели, а потом ушли. Перестали заглушать этот звук и Саша вновь его услышал. Кап-кап, кап-кап.
Утром собирался тщательно, красивым нужно было быть. Олег сам собирался по часу, но других ждать не любил. «Саш, ну ты идёшь там или нет?».
Иду, я уже иду.
И стало стыдно от того что не хотел идти. Олег же ждёт. Что ему вся эта братия тусовочная, с их платочками и речами. Он же Сашу одного ждёт, а Саша бы взял и не пришёл.
В театре пахнет хвоей. Народа – не протолкнуться. Особняком стоит труппа театра. Саша подошёл, хотел просто тихо встать рядышком, но Кристина вдруг обняла его, подержала в объятиях несколько секунд, а когда отпустила, Егор хлопнул по плечу. И ещё кто-то, Саша уже не видел кто.
Они знали, подумал он. Вида никогда не показывали, сплетни не разносили по театру, и никогда не замолкали неловко, когда он входил в комнату. Но всегда знали.
Настя очень красивая, и какая-то будто совсем маленькая. К ней подходят, говорят, что соболезнуют, что будут помогать всем, чем нужно, конечно же. Дежурные фразы, как без них. Потом дальше идут.
Саша не может долго быть с Настей, и там задерживаться тоже не может. Права не имеет – и не член семьи, и не друг, вроде бы.
На портрете, с дурацкой нашлёпкой из чёрной ленты, Олегу лет сорок, наверное. Улыбается в камеру, морщинки собрались в уголках блестящих глаз.
Саша сбегает в его кабинет. Забирается на диван с ногами. В кабинете пусто и тоже пахнет хвоей, везде она, никуда не деться. Скоро завалят хвоей улицы, вся Москва пропахнет, пропитается запахом. Но Москва для Саши и так уже потеряла своё очарование.
Он выходит на улицу, а хвоя за ним. Душно, запах повсюду, и звук надоедливый: кап-кап, кап-кап. И здесь он, откуда? Кап-кап. Саша вертит головой, но источник звука не видно, и как-то плывёт все вокруг, кто-то дёргает его за плечо, спрашивает что-то, вроде бы, что с ним, но с Сашей всё нормально, просто он понимает вдруг: это же всё неправда, это же…
Кто-то вновь дёргает за плечо, Саша пытается вырваться, путается в одеяле, вскрикивает, распахивая глаза. И тут же зажмуривается: слишком яркий свет от прикроватной лампы слепит.
— Саш, ты чего? — обеспокоенно говорит Олег. — Что приснилось?
— Что ты умер, — машинально говорит Саша, а Олег усмехается:
— Значит, жить долго буду.
Саша выпутывается, наконец, из одеяла, прижимается к Олегу, пытается сильнее в него вжаться, его колотит, дыхание из груди вырывается частое, со всхлипами, и Олег, обнимая, говорит ещё более обеспокоенно:
— Сашур, тебе водички, может?
Не нужно водички, ты только не уходи никуда. И никогда.
— Кстати, о водичке, — Олег поглаживает его по плечам, греет дыханием затылок. — Сань, ну ты когда сантехника вызовешь? Спать невозможно, капает.
Никогда не вызову, думает Саша, меня этот звук из кошмара выдернул, пусть будет, как маяк, как путеводная звезда российско-бытового разлива.
Саша наконец-то перестаёт дрожать, сердце уже не колотится как бешеное, Олег продолжает поглаживать его, успокаивая, и Саша расслабляется. Устраивает поудобнее голову на Олеговом плече, зевает.
Всё хорошо, всё спокойно. Полосы света расчерчивают потолок, капает кран на кухне, и пахнет в воздухе хвоей.
Вчера перепечатывала фикло из тетрадочки. Дописала до точечки. Моргнула. Аж на семь часов. Надо высыпаться.
Никита Сергеевич уже не просто плачет, а рыдает, ибо в этом отрывке должен был быть он, но опять не случилось. Что поделать, если я боюсь с ним что-то писать.
* * *
С Настей Меньшиковой Саша впервые познакомился на премьере «Гамлета». Она сидела с Олегом Евгеньевичем, а после спектакля они подошли к Саше и Олег Евгеньевич представил Настю как свою жену, а Сашу как «подающего большие надежды артиста, я рассказывал тебе».
— И неоднократно, — засмеялась Настя, протягивая руку, а Саша на какой-то момент замер. «Знаешь, Настя, я взял в театр парня, которого хочу трахнуть». Нет, конечно же, нет. С чего Саша вообще взял, что Олег Евгеньевич хочет чего-то такого?
Просто в какой-то момент Саше показалось… На протяжении всего времени репетиций, если честно. У Саши был не то чтобы богатый личный опыт, но Олег Евгеньевич… В какой-то момент Саше подумалось, что Олег Евгеньевич испытывает к нему нечто схожее с чувствами и желаниями самого Саши, но, наверное, и впрямь всего лишь показалось.
Потому что вместо всего, что Саша ждал от него, Олег Евгеньевич после премьеры познакомил Сашу со своей женой.
А потом пригласил в гости. Саша воспрял духом. Наверное, тогда, на премьере, Настя попросила их познакомить, и у Олега Евгеньевича просто не было другого выхода.
Но сейчас-то он прямым текстом пригласил его к себе. Саша от волнения еле смог припарковаться в незнакомом дворе и всё думал: наверное, стоило бы взять с собой коньяк, а не только презервативы с запахом лаванды. Спасибо, Господи, аптеке в одном из спальных районов Москвы – теперь-то он знает, что презервативы могут пахнуть как свежее бельё.
В квартире Меньшиковых он провёл около трёх часов. Сидел, пил безвкусный чай, мял в кармане ленту презервативов с лавандой, сумрачно слушал рассказы Олега Евгеньевича о личных творческих планах и дальнейшем пути театра имени Ермоловой, и думал, что коньяк определённо был бы лишним.
Потому что под боком у Олега Евгеньевича сидела Настя, подливающая Саше чай, и перекидывающаяся с Олегом Евгеньевичем одними лишь им понятными фразами.
Время от времени Саша ловил на себе её задумчивый взгляд и неловко улыбался.
Вечер удался.
Потом-то, конечно, всё случилось. Когда Саша уже окончательно решил, что он способен менять ориентацию людей в иную сторону, Олег Евгеньевич вдруг поймал его в полутёмном коридоре театра, толкнул к стене и впился губами в губы, успев только выдохнуть: «Ну что же ты делаешь?»
Саша ничего не делал. Во всяком случае до того знаменательного момента. После он делал очень и очень многое.
Мысль о Насте царапала его под рёбрами постоянно. Настя была милой с ним, а он успешно уводил из семьи её мужа. Но Саша был слишком счастлив, вместе с Олегом-уже-не-Евгеньевичем превратившись во влюблённого подростка. Пожалуй, озабоченного подростка.
Поэтому мысли о Насте и собственной отвратительности успешно заглушались иными мыслями и чувствами.
До тех пор, когда Саша, вышедший из душа с криком: «Олеж, ты будешь чай?», не обнаружил в комнате их с Олегом квартиры Настю.
Картинка, возникшая в Сашиной голове, была живописной. Настя, сидевшая рядом с Олегом, закинув ноги на диван, и Саша. С влажными после душа волосами и полотенцем, обмотанным вокруг бёдер так низко, что виднелась курчавая поросль на лобке.
Ну, хотя бы первый порыв отыграть сцену из культового фильма «Белое солнце пустыни» и задрать полотенце, прикрывая лицо, Саша пересилил.
Получилось бы ещё более неловко.
Чем сейчас, когда всё, что он смог сказать, было:
— Саша Петров.
Настя засмеялась.
— Так мы знакомы.
Встала с дивана, подошла к Саше и поцеловала его в обе щеки.
Зазвонивший в прихожей телефон был классикой жанра мелодраматической трагикомедии, в которую Саше повезло попасть, но он отвлёк Настю и она, извинившись, вышла из комнаты.
Олег встал и подошёл к Саше. Посмотрел почему-то встревоженно.
— Саша, с тобой всё хорошо? Ты очень бледный.
Хотя бы в сознании, и на том спасибо.
— Настя, — выдохнул Саша. — Она…
Олег пожал плечами.
— Зашла на чай. А что?
— Она знает? Про нас?
— Ну да, — Олег удивлённо вскинул бровь.
— Давно?
— Примерно с того дня, когда мы с тобой впервые встретились.
Это не трагикомедия, это какой-то грёбаный сюр.
— И она… не против?
— Сашенька, — Олег засмеялся. — Ты что же, подумал, что Настя… Сашура, послушай: Настя – мой друг. Да, в статусе моей жены. Но у нас разная и абсолютно друг друга не касающаяся личная жизнь. Ты думал, я на старости лет кручу романы с тобой за спиной своей жены?
Как-то так он и думал. Кроме разве что «старости лет».
— Боже мой! — Олег засмеялся и притянул его к себе. — Кажется, нам с тобой много о чём нужно будет поговорить. Прости, я не подумал, что ты не в курсе.
Он легонько прикусил Сашину нижнюю губу и произнёс:
— Кажется, она закончила разговаривать по телефону. И я бы хотел, чтобы ты оделся. И заодно! — крикнул в спину стремящегося разминуться с Настей в коридоре Саши — поставь чайник!
Настя вошла в комнату и усмехнулась.
— И где твой большой, подающий надежды артист? «Олежа»! Ты знаешь, он симпатичный, я, конечно, разглядела не всё, но…
— Настя!
— Я не претендую! — Настя шутливо вскинула руки. — Более того, я, пожалуй, не стану дожидаться чая.
И пояснила в ответ на вопросительный взгляд:
— Ты его глазами ешь. Чувствовать себя третьей лишней бывает забавно, но я всё же пойду.
Мальчик Саша действительно был симпатичный, тут Настя не покривила душой. Он ей даже понравился, и те взгляды, которые он бросал на Олега…
Нет, подумала Настя, выезжая на проспект. Доверять взглядам в наше время – преступление. А с мальчиком Сашей определённо нужно будет поговорить. Для профилактики. Влюблённый Олег может быть слишком слепым, поэтому нужно донести до Саши ценную информацию, а именно: какой части тела он может лишиться, если сделает что-то не так. Не стоит доводить до греха любящую женщину, пусть эта любовь и иного толка.
Солнце светило в окна машины, и Настя начала подпевать модной попсовой песенке. Хороший день, определённо хороший день.
— Серьёзно? — Олег давно научился разбираться в оттенках Сашиного смеха: от заливисто-счастливого до горьковато-насмешливого. Этот смех был смущённый.
— Совершенно серьёзно. А что, тебе уже доложили?
Саша снова смеётся этим своим смехом. Олегу не нравится.
— Конечно. Такая важная персона впервые в гостевом доме «Петров Авеню». Все на ушах. А ты интервью прочитал?
— Прочитал, — Олег кивает, забыв, что собеседник его не видит.
— Ну… Чувствуйте себя как дома, Олег Евгеньевич! — уже менее смущённо. — Хлеб-соль! Если что не так, скажите, я тут же им вломлю.
— С подчинёнными нужно обращаться мягко, — наставительно говорит Олег, и теперь уже хохочут оба. Меньшиковское «мягко» все сотрудники театра имени Ермоловой испытали на себе не раз, а Сашина задница и вовсе отдувалась за всех. Стоило уже выдать ей орден за принятие огня на себя.
Отсмеявшись, Саша говорит в трубку:
— Спокойной ночи, Олеж.
— Спокойной ночи, Сашура.
Олег кладёт трубку и вытягивается во весь рост на жутко удобной кровати. Молодёжи и доски как перина, а его спина, увы, далеко не каждый матрас потянет. Этот был выше всяких похвал. Зная Сашу, Олег мог предположить, что каждый матрас, каждое полотенце, каждую чайную чашку Петров проверил лично. Внимание к мелочам, ответственность... и полнейшее неумение рассказывать о своих достижениях.
Откуда в нём была эта дурацкая скромность, Олег не знал и не хотел лезть в душу самостоятельно, надеялся, что Саша, в конце концов, сам расскажет. Но пока что тот радостно плёл журналистам про свои амбиции, про желание получить Оскар, скрывая реальное положение вещей за зверино-серьёзными обещаниями.
Всё-то он считал себя недостаточно талантливым, недостаточно красивым для такого внимания девушек, обладающим недостаточными качествами для того чтобы быть достойным Олега.
Про гостевой дом вот не сказал. Почему? Побоялся, что Олег посмеётся над Сашкой Петровым-супербизнесменом? Что Олег не оценит? Не поймёт, для чего это всё Саше нужно?
А давал ли он когда-то повод для таких мыслей? Может и внимания не обращал, но рушил Сашины планы одним высказыванием в своём привычном покровительственном тоне? За полночь время, а Олегу всё не спится на удобном матрасе в номере с видом на лес.
— Петров, зайди ко мне после репетиции.
Саша кивает и пожимает плечами в ответ на вопросительные взгляды. Нет, не знает зачем. Мало ли.
А в знакомом кабинете обнаруживается один Меньшиков. Стоит, прислонившись бедром к столу, и улыбается. И молчит.
И Саша молчит. А Олег всё улыбается.
Саша первым решает нарушить неловкую тишину.
— А что..?
— Улыбаюсь, — и улыбается ещё шире. — У тебя вроде было сокровенное желание, что я вызову тебя к себе и улыбнусь. Даже обидно как-то, Сашура. Люди теперь подумают, что волком на тебя смотрю большую часть времени. Или что, я уже ни на что не гожусь кроме улыбок? Или ты что-то другое имел в виду?..
Саша смеётся, своим заливисто-счастливым, шагает вперёд и обнимает его за шею, щурит лукаво глаза.
— А что я должен был сказать? Так, мол, и так, дорогие граждане, мечтаю, чтобы мой худрук трахнул меня в номере моего гостевого дома.
— Только не в номере с Гарри Поттером.
— Я могу надеть очки.
— Извращенец.
— Говорит человек, лапающий меня сейчас за задницу.
— А я и не отрицаю. Дверь закрой, пока весь театр не узнал, как именно я тебе улыбаюсь.
— Все и так знают.
— Знать и видеть – разные вещи. Не хочу быть причиной психотравмы Мартынова.
— Опять Мартынов.
— Опять Мартынов?!
Где-то в своей гримёрке Андрей Мартынов судорожно пил воду из пластикового стаканчика. Кто вспоминал о нём последние полчаса, Андрей не знал, но догадывался. Или хотя бы надеялся.
Мила великий прокрастинатор, но сегодня День всех влюблённых. На всякий случай: тут одновременно мало и много менрова.
— Саш, — говорит Ира. — Ты купил розы?
По тону и взгляду понятно — где-то Саня проебался. Понять бы ещё где, когда и в чём, и желательно самому.
Наверное, в голове у каждого мужика в такие моменты срабатывает автопилот, заставляющий думать очень быстро. Анализируя десятки вариантов в минуту. Отметая ненужное и отбирая полезную информацию.
У Иры день рождения? Нет. У Ириной мамы? Тоже нет. У его собственной матери, Господи прости? Да нет же.
Наверное, на лбу у каждой девушки в такие моменты включается табло: «Внимание, идиот». Саня отчётливо видит эту надпись на лбу Иры. Пока что горящую зелёным светом.
— Сегодня четырнадцатое февраля, Саш. День Святого Валентина. День всех влюблённых.
Саша выдыхает.
— Ирка, тебе цветов что ли захотелось? Так бы и сказала.
Табло загорается оранжевым.
— Петров, не тупи! — Ира очень красивая, когда злится. — Сегодня День всех влюблённых. Мы влюблённые, Саш! Каждый себя уважающий мужчина должен завалить свою любимую цветами, каждая себя уважающая женщина должна выложить их в инстаграм. Иначе меня все начнут жалеть из-за твоего ко мне равнодушия, а тебя подозревать в том, что не отца ты в Меньшикове видишь, ой, не отца. А я ненавижу, когда меня жалеют, так что дуй за розами.
И всего-то он один раз ляпнул в интервью про отца. Потом испугался, что Олег обидится и начнёт накручивать себя. Олег долго ржал и ночью, в самый ответственный момент, «какотца» Сане припомнил. Но зря: упало-то у Сани, а пострадали оба.
— Пятьдесят одну розу.
— Господи, зачем столько?
— Велика сила любви! — торжественно говорит Ира. — Иди же, мой рыцарь ненаглядный. И покрасивее выбирай, мне этот веник не только в инстаграм, он ещё и в квартире у меня стоять будет.
Продавщица в цветочном выбирает ему розы долго и старательно. Лицом по цвету немного напоминая те самые розы. Саня стоит, прислонившись к прилавку, навесив на лицо фирменную улыбку Гриши Измайлова. Продавщица сбивается со счёта.
— Не помню, — бормочет она — сорок или сорок одна… Надо пересчитать, нехорошо.
Судя по всему, она бы с удовольствием завернула Ире чётное количество ароматных цветков.
Автограф Саня всё равно оставляет, и селфи делает.
— Отлично, — говорит Ира, обнимая охапку роз. — Ты проспойлерил наш совместно проведённый день Святого Валентина. Какая-то девушка уже выложила в инстаграм фото с тобой, розами и подписью: «А к нам заезжал Саша Петров, Ирочка Старшенбаум такая счастливая!» Хэштэг «жаль, что не мой». Шучу.
«Счастливая Ирочка», ну-ну.
— И что там?..
Ира пожимает плечами и берёт вазу.
— Да ничего. Пишут, что ты наверняка Меньшикову цветы купил.
Саша приваливается к дверному косяку. Ира уносит цветы в ванную. День продолжается.
В театр он попадает только вечером. Стучит в дверь кабинета худрука — конспирация превыше всего, заходит и попадает в цветочное царство.
— Надарили, — Олег разводит руками. И улыбается. — Хочешь, тебе подарю. А, Сашур? День Святого Валентина как-никак.
— Замолчи, — говорит Саня и тянет его к себе за шарф. — Замолчи, замолчи, замол…
Ира нажимает на «отправить». Никаких подписей, никаких хэштегов, только лукавая улыбка и огромный букет роз. Свою миссию на сегодня она выполнила, теперь можно и ей наконец-то отпраздновать.
Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
Обрезала волосы, выслушала тонну нудья на тему: "Это не наш праздник, неча и отмечать", налепила с детьми валентинок, напомнила Брокколи, что сегодня тот-самый-день-медленный-ты-газ, встретилась с Дашкой, под конец дня наслушалась ЛСП и впала в уныние.
День прошёл отлично, короче говоря Во всяком случае для всех тех окрылённых детей, которые сидели, стояли и ходили вокруг нас с Дашкой. Хорошо хоть не в общаге больше живём, вот там в этот день надо было ховаться в бульбу.
Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
Гвил: Эти запонки мне подарили мои родители на восемнадцатилетие. Они сказали: "Когда-нибудь ты наденешь их на Бафту". Мам, пап! Бен: А я смотрел Бафту с десяти лет. Тогда я ещё был маленький... Джо: ...ты и сейчас маленький.
Значит, всё-таки не только мы стебёмся на тему: "Бен там самый мелкий"? Новая порция фикла с дэдди-кинком и "Джо осознал себя старым и дряхлым" уже подъезжает А Гвил просто к успеху пришёл, хотя, конечно, ему б свою Бафту. Авось когда-нибудь.
P.S.: Но отметили, я смотрю, всей британской коммуналкой (и понаехавшими) от души Бедные телохранители и водители.