Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
...спектакля "Мой первый экзамен". Вскочила со сранья, собралась, накормила Мишку, накидала огурцов и уже вроде пора выходить, но какое-то подозрение, что что-то идёт не так. Смотрю на часы, смотрю... звоню маме.
— Мам, — говорю. — Во сколько у меня экзамен, напомни?..
— В пол деятого.
— А сейчас сколько времени?
— Пол седьмого. А ты чего так рано встала?..
Я, конечно, не мой прадед, который однажды, пока прабабушка была вроде бы в санатории, разбудил бабушку, собрал и повёл в школу в воскресение, но тоже сойдёт.
Но у меня есть антипод. Подгребаю к универу на полчаса раньше, чем нужно - дома скучно было сидеть, пишу Емеле, мол, где ты там, подъезжаешь уже? Далее изумительный диалог:
— Ты едешь?
— Куда?
— На ест-тех.
— Зачем?
— ...
— Зачем??!
— У нас экзамен через полчаса, есличо.
— Блеаааать!..
— Вячеслав Михалыч, — говорит Машка. — У нас тут, кхм, не все знали про экзамен, так что опоздают немножко...
В глазах Вячеслава Михайловича скорбь. Кто-то не помнит, какой экзамен мне стыдно, да, кто-то вообще про экзамен не помнит. Магистры.
А помимо экзамена нам надо было зайти в почту этой девочки-пиздец, найти там отчёт, распечатать, выслушать вопли в трубке, выдержать шквал сообщений и встретить тихими апплодисментами, наконец.
— Ну и где эффектное появление с "тысяча извинений"? — расстроилась Машка.
— Пришибу, — сообщила Емеля. — ВЯЧЕСЛАВМИХАЛЫЧЗВИНЯЮСЬОПОЗДАЛАПРОСТИТЕСЕЙЧАСВСЁРАССКАЖУ. А что говорить-то?..
— На, вот твой ответ на вопрос. Читай. — МашА предприимчивая.
— Методы и...
— Не то! Цели и задачи читай!
Так всем миром и сдали.
Потом она сгребла нас с Машкой своими ручищами и сообщила, что "девки, я так вас люблю, спасибо за всё". И заодно вспоминала утренний разговор с таксистом, потом своего директора, работу, Егора, что-то про следующий экзамен - "Емеля, он В ПЯТНИЦУ", и всё это на одном дыхании. Емеля...
А потом я посреблась на работу, пристроила свои цветочки и ушла. До конца августа. А вот шерсть не забрала, поэтому придётся съездить, завтра может. Тупица, блин.
Зато забрала Маяковского. В двух томах. Тяжёлый, сцуко. На дворе пекло, маршрутка не едет, бабули из последних сил подторговывают укропчиком, пыль до небес, Маяковский в рюкзаке оттягивает плечи, асфальт плавится, люди плавятся, я плавлюсь... Едет десятка. Все окна в десятке открыты, из них торчат руки-ноги-головы. Судя по всему, в десятку утрамбовалось штук десять Чотких Чээмзовских Пацанчиков. Бритые головы, чёрные очки, спортивные костюмы, перегруженная еле плетущаяся десятка. И на всю улицу:
— ААА БЭЭЙБИ! — и дальше про ноги и роз лепестки. Прелесть какая.
Чоткая Чээмзовская Десятка укатила, пришла, наконец, моя маршрутка, а там ещё один Чоткий Чээмзовский. С ободком в стразиках на коротко стриженных волосах. То ли празднование победы даром не прошло, то ли что.
Живём.