Я ненавижу людей, но они в этом точно не виноваты.
...их никогда не видно, не слышно". Амёбы. Ага.
У нас просто почти готовая (или не почти) ОПГ. Я не знаю почему так происходит. Другие классы друг с другом дружат, срутся, дерутся, вечно носятся по коридорам, наводят шухер. Моим не интересен никто, кроме нашего коллектива. Возможно, когда в следующем году в параллели будут ещё два класса, мои будут с ними тусить, но чую я, что вряд ли. У них такой себе анклав, они всегда тусят друг с другом в нашем кабинете. Вот там-то вечно творится какая-то дичь. Там вешают медведей, читают Библию и Гёте, возводят крепости, рубятся в карты (не на раздевание и ладно), слушают Моргенштерна и Сердючку, запаривают доширак, играют на укулеле, делают макияж всем, кто попадается под руку и всем, что попадётся, исписывают доску изречениями на немецком и китайском, генерируют тысячу и одну упоротую идею. Заходить к ним иногда бывает опасно. Я вообще захожу редко. Иногда я сижу на диване у кабинета. Слушаю очередной истошный вопль. Дети иногда высовываются, спрашивают, почему я тут сижу, а я чо? Я ничо. Я не хочу вламываться в их мир и рушить его. Возмущаться, что парта опять стоит на боку, что кто-то разливает по стаканчикам сок, что с доски смотрит грустный Есенин. Ругаться, что они слишком шумные. Что творят какую-то дичь. Дети же. Пусть шумят, творят дичь и пусть ещё подрисуют к Есенину Маяковского, а то чо он один и грустит.
О, это чувство, когда спускаешься на этаж, идёшь по этажу, а из дверей кабинета высовывается чья-то голова - чаще всего Макса - и кричит:
— Шухер! Людмила Андреевна идёт!
Надо идти помедленнее.
Сегодня спускаюсь, говорю:
— Макс, мне имеет смысл заходить в кабинет или психика моя не выдержит?
Жмёт плечами.
— А там нет никого. Расползлись куда-то.
И правда. Наум только пишет русский. Тишина. Благодать.
АПД. Вечер, детский чат:
*стрёкот сверчков*
— Ничего не задали по алгебре. Если ты это хотел спросить, Тимофей.
— Спасибо, ты ясновидящая.
Я ж говорю: один организм.
У нас просто почти готовая (или не почти) ОПГ. Я не знаю почему так происходит. Другие классы друг с другом дружат, срутся, дерутся, вечно носятся по коридорам, наводят шухер. Моим не интересен никто, кроме нашего коллектива. Возможно, когда в следующем году в параллели будут ещё два класса, мои будут с ними тусить, но чую я, что вряд ли. У них такой себе анклав, они всегда тусят друг с другом в нашем кабинете. Вот там-то вечно творится какая-то дичь. Там вешают медведей, читают Библию и Гёте, возводят крепости, рубятся в карты (не на раздевание и ладно), слушают Моргенштерна и Сердючку, запаривают доширак, играют на укулеле, делают макияж всем, кто попадается под руку и всем, что попадётся, исписывают доску изречениями на немецком и китайском, генерируют тысячу и одну упоротую идею. Заходить к ним иногда бывает опасно. Я вообще захожу редко. Иногда я сижу на диване у кабинета. Слушаю очередной истошный вопль. Дети иногда высовываются, спрашивают, почему я тут сижу, а я чо? Я ничо. Я не хочу вламываться в их мир и рушить его. Возмущаться, что парта опять стоит на боку, что кто-то разливает по стаканчикам сок, что с доски смотрит грустный Есенин. Ругаться, что они слишком шумные. Что творят какую-то дичь. Дети же. Пусть шумят, творят дичь и пусть ещё подрисуют к Есенину Маяковского, а то чо он один и грустит.
О, это чувство, когда спускаешься на этаж, идёшь по этажу, а из дверей кабинета высовывается чья-то голова - чаще всего Макса - и кричит:
— Шухер! Людмила Андреевна идёт!
Надо идти помедленнее.
Сегодня спускаюсь, говорю:
— Макс, мне имеет смысл заходить в кабинет или психика моя не выдержит?
Жмёт плечами.
— А там нет никого. Расползлись куда-то.
И правда. Наум только пишет русский. Тишина. Благодать.
АПД. Вечер, детский чат:
*стрёкот сверчков*
— Ничего не задали по алгебре. Если ты это хотел спросить, Тимофей.
— Спасибо, ты ясновидящая.
Я ж говорю: один организм.